П.Ф.Подковыркин
________________________________________________________
Летопись личных и творческих взаимоотношений
В.А.Жуковского и К.Н.Батюшкова

НАЧАЛО 1817

            Батюшков по заказу М.Т.Каченовского, издателя «Переводов в прозе» Жуковского, написал надпись к портрету Жуковского, опубликованного в указанном издании (гравюра А.Фролова с оригинала П.Соколова). Впервые «Надпись к портрету Жуковского» опубликована: ВЕ – 1817 – Ч.91. – № 3. – С.183, подп. К.Б.    
            Примечания: Из комментария В.А.Кошелева (С.463) следует, что надпись была напечатана в «Переводах в прозе» Жуковского, в комментарии И.М.Семенко (ВАЖ – Т.III. – С.412) говорится о том, что надпись Батюшкова была помещена в издании «Стихотворений Василия Жуковского» (М., 1818). Так для какого же издания делалась надпись?
            Существует проблема датировки: в издании Кошелева надпись датирована началом 1817 года, по моим соображениям — осень–конец 1816 года (см. соотв. Летопись)

ЯНВАРЬ — МАРТ 1817

            Жуковский в Дерпте задумывает издание альманаха («Аониды» ?), принять участие в котором приглашает Батюшкова, о чем сообщает в письме Д.В.Дашкову: «<…> Выдавать ежегодно по две малые книжки <…>. Одна <…> должна состоять из одних русских сочинений в стихах и прозе <…>. Другая <…> собрание переводов из образцовых немецких писателей, также в стихах и прозе <…>. Сотрудники: Вяземский и Батюшков: стихи и проза. Воейков <…>. Пушкин Александр <…>. Блудов <…>. Северин <…>.Пушкин В.Л. <…>. Никита Муравьев <…>.  Крылов <…> Мещевский <…>. На Вяземского, Батюшкова, Северина и Ал.Пушкина понадеяться можно <…>». (Жуковский В.А. ПСС. Изд.7-е. – СПб., 1878. – Т.6. – С.439-441; Жуковский В.А. Письмо к Д.В.Дашкову от 1817 г. // PA – 1868 – № 4-5 – С.838-843).

14  ЯНВАРЯ  1817

            Батюшков из Хантоново в письме Вяземскому спрашивает:
            «Уведомь меня., где Жуковский; мне к нему крайняя нужда писать о деле, для него интересном. Если бы он был в Петербурге! Как это было бы кстати для моего издания; он, конечно, не отказался бы взглянуть на печатные листы и рукопись. Я теперь живу с ним и тобою. Разбираю старые письма его и твои и еще некоторых людей, любезных моему сердцу» (С.416).
            О каком «деле»?
            – Петербургское издание, задуманное Жуковским (альманах, задуманный в Дерпте 1817 => Арзамасское издание => педагогический журнал => «Für wenige»), сотрудничать в котором Батюшков в тот момент был готов согласиться.

<ВТОРАЯ  ПОЛОВИНА ЯНВАРЯ 1817>

            Батюшков в письме из Хантоново к Вяземскому радуется назначению Жуковскому пенсии в 4 тыс. руб в год: «Может поэзия, —дружество и все прекрасное воскликнуть: Триумф! давно я так не радовался. Наконец, Жуковский имеет независимость и все, что мы столь горячо желали, сбылось. Хвала царю, народу и времени, в которое Карамзин и Жуковский так награждены! <…> Желаю счастия нашему Жуковскому, желаю, чтобы он вполне оправдал высокое мнение мое о его высоком таланте: желаю, чтобы он не ограничил себя балладами, а написал что-нибудь достойное себя, царя и народа <…>. Я не переменю своего мнения. Поэму, поэму! Какую? Она давно в голове его, а некоторые рассеянные члены ее в балладах. Пришли мне «Певца на Красном крыльце» <…>. Где Жуковский? Поздравь его за меня» (С.417-418).

<ВТОРАЯ  ПОЛОВИНА ЯНВАРЯ  1817>

            Батюшков из Хантоново в письме Гнедичу сообщает о назначении Жуковскому пенсии, высказывает свое мнение о его увлечении балладами, об Арзамасе; отказывается от публикации своего портрета:
            «Не могу тебе изъяснить радости моей: Жуковского счастие, как мое собственное! Я его люблю и уважаю. Он у нас великан посреди пигмеев, прекрасная колонна среди развалин. Но твое замечание справедливо: баллады его прелестны, но балладами не должен себя ограничивать талант, редкий в Европе. Хвалы и друзья неумеренные заводят в лес, во тьму. Каждого Арзамасца порознь люблю, но все они вкупе, как и все общества, бредят, корячатся и вредят. За твою критику надобно благодарить, а не гневаться. Уверен, что в душе сам Жуковский тебе благодарен. Что до меня касается, милый друг, то я не люблю преклонять головы моей под ярмо общественных мнений. Все прекрасное мое — мое собственное. Я могу ошибаться, ошибаюсь, но не лгу ни себе, ни людям. Ни за кем не брожу: иду своим путем. Знаю, что это меня далеко не поведет, но как переменить внутреннего человека? <…> На портрет ни за что не соглашусь <…>. Крылов, Карамзин, Жуковский заслужили славу: на их изображение приятно взглянуть. Что в моей роже? Ничего авторского, кроме носа крючком и бледности мертвеца» (С.418-419).

ФЕВРАЛЬ 1817

            Жуковский в письме Вяземскому: «Прикрикни на Батюшкова: без его роз и шипов не будет лучшего в моем букете. Требуй от него прозы и стихов к началу августа, не позже…» (Цит. по изд.: Зубков Н.Н. Опыты на пути к славе. О единственном прижизненном издании К.Н.Батюшкова. // Свой подвиг свершив: О судьбе произведений Г.Р.Державина, К.Н.Батюшкова, В.А.Жуковского. – М.: «Книга», 1987. – С.312; там указан архивный источник — Жуковский В.А. Письма П.А.Вяземскому // ЦГАЛИ. – ф.195. – оп.1. – ед.хр.1099.) Речь идёт, видимо, о задуманном Жуковским издании альманаха, см. у Н.Зубкова на стр. 311-313 об участии Батюшкова в этом альманахе.

<МАРТ 1817>

            Батюшков в Хантонове работает над книгой об итальянской литературе эпохи Возрождения «Пантеон итальянской словесности». В письме Н.И.Гнедичу от 7 февраля сообщает план книги:

            (Батюшков К.Н. Соч. – Т.2 – С.421).
            В письме Гнедичу от марта Батюшков дает новый план «Пантеона...» и предлагает Гнедичу взяться за издание этой книги:
            «Вот проспектус переводов:

I ТОМ

II ТОМ

            … В конце года могу представить оба тома… Дай решительный ответ. Не то Жуковскому отдам все. Он у меня просит…» (Батюшков К.Н. Соч. – Т.2. – С.433-434).
            Примечание.  В архиве Жуковского был обнаружен еще один план «Пантеона итальянской словесности» Батюшкова, озаглавленный «Программа для книги моей»:
            «Обозрение Итал. Словесности. Главныя эпохи.
            Гризельда.
            Олинд и Софрония.
            Моровая язва.
            Два друга. Письмо Бернарда Тасса.
            Бешенство Орланда.
            Слава Италии.
            Данте. Жизнь его. Взгляд на поэму.
            Песнь I.
            Уголин.
            Франческа да Римини.
            Петрарка.
            Аретин.
            Маккиавелии.
            Альфьери.
            Картина Италии по возрождении наук.»
            (Янушкевич А.С. Книги К.Н.Батюшкова в библиотеке В.А.Жуковского // Русская книга в дореволюционной Сибири: Читательские интересы сибиряков. – Новосибирск, 1990. – С.12).
            Возможно, Жуковский был знаком с планами работы Батюшкова над «Пантеонам», о чем также косвенно свидетельствует итальянское издание «Inferno» Dante (из серии «Biblioteca Italiano», с надписью владельца «Константин Батюшков. Куплено в Веймаре ноября 1813 года» и пометой на стр. 32: «fiero Italiano»). Книга сохранилась в библиотеке Жуковского (Лобанов В.В. Описание – С.130; Янушкевич А.С. Указ. соч. – С.10-13; Асоян А.А. «Почтите высочайшего поэта...» М.,1990 – С.12-13). Интерес Жуковского к итальянским переводам Батюшкова, возможно, был связан с планами издавать альманах.

<НАЧАЛО МАРТА. 1817>

            Батюшков из Хантоново в письме к В.Пушкину: «Душевно радуюсь счастию Жуковского; он стоит его. Фортуна, упала не на. пень и кочку, как говорил Державин» (С.430). Прим.: Державин «К счастью» (1798).

4 МАРТА 1817

            Батюшков в письме Вяземскому отказывается от предложения сотрудничать в альманахе Жуковского: «Благодарю Жук<овского> за предложение трудиться с ним. Это и лестно и приятно. Но скажи ему, что я печатаю сам и стихи и прозу в Пет<ербурге> и потому теперь ничего не могу уделить от моего сокровищу, а что вперед будет — все его, в стихах, разумеется... Собираю италиан<ские> переводы в прозе, отборные места, и хочу выдать две книжки... Ты ясно и .сам видишь, могу ли рассеять мою работу в периодическом издании? У меня книга готова... Я согласен с тобою насчет Жук<овского>. К чему переводы немецкие? Добро философов. Но их-то у нас читать и не будут. Что касается до литературы их, собственно литературы, то начинаю презирать ее. (Не сказывай этого!) У них все каряченье и судороги... Глубокомыслия пучина, а где рассудок? Слог Жуковского украсит и галиматью — но польза какая? То есть истинная польза? Удивляюсь ему. Не лучше ли посвятить лучшие годы жизни чему-нибудь полезному? то есть таланту, чудесному таланту! Или, как ты говоришь, писать журнал полезный, приятный, философский. Правда, для этого надобно ему переродиться. У него голова вовсе не деятельная. Он все в воображении...» (Батюшков К.Н. Соч. – Т.2. – С.423-424). Из этого письма следует, что Батюшков отказался от сотрудничества в альманахе, главным образом, из-за несовпадения эстетических взглядов (в частности отношения к немецкой романтической литературе).

<MAPТ  1817>

            Батюшков из Хантоново в письме Гнедичу-издателю его сочинений просит дать на поправку стихотворный том «Опытов»:
            «Где Жуковский? Если он у вас, то попроси его взглянуть на стихи и, что можно, поправить» (С.435).

4 МАРТА 1817

            Батюшков в письме Вяземскому просит прислать ему стихотворение Жуковского «Певец в Кремле» (?): «Ты со мною поступаешь по-варварски. Как не прислать «Певца» Жуковского? И его бы возвратил немедленно» (Батюшков К.Н. Соч. – Т.2. – С.425).

9 MAРTA <1817>

            Батюшков из Хантоново в письме Вяземскому просит его прислать портрет Жуковского: «Пришли мне Жуков<ского> портрет. Что стоит тебе велеть срисовать его какому-нибудь маляру! Не я прошу его, твой портрет кличет на стене» (С.428).

ИЮНЬ 1817

            Письмо Батюшкова из Хантоново в Петербург к Жуковскому.
            Не отвечал на последнее письмо Жуковского.
            Просит взглянуть и поправить стихи в «Опытах», сообщить об этом ему. «Понравился ли мой «Тасс»?» «Воскреси или убей меня. Неизвестность хуже всего. Скажи мне, чистосердечно скажи, доволен ли ты мною» (С.441).
            Поздравляет  «балладника» с назначением пенсии.
            Спрашивает как понравилась надпись к портрету Жуковского.
            Просит прислать «Певца в Кремле».
            Спрашивает об общих знакомых литераторах.
            Спрашивает мнение о прозе Батюшкова, говорит о своем желании «маленькой славы», о замысле нового издания. «Мне хотелось бы дать новое направление моей. крохотной музе и область элегии расширить. К несчастию моему, тут-то я и встречусь с тобой. «Павловское» и «Греево кладбище»!.. Они глаза колят!»
            О желании поехать в Тавриду, которое не сбывается.
            Высказывает желание встретиться: «Мы с тобой так давно не виделись. С тех пор так мы состарелись, что наше свидание — в сторону радость! — право, интересно. И на автора Жуковского хотелось бы взглянуть, и на этого доброго приятеля, которому я обязан лучшими вечерами в жизни моей!» и далее.
            Спрашивает о Вяземском.
            Сообщает, что согласен «на предложение твое работать с тобою. Все, что есть у меня (много переводов в прозе с итальянского), все твое. Но уведомь меня, не поленись, что ты затеваешь, какого рода книгу и как, и где».
            О болезни, мешающей работать.
            О желании почитать в деревне Историю Карамзина.
            (КНБ – Т.2 – С.441-443)

К.Н.Батюшков — В.А.Жуковскому

Июнь 1817. <Хантоново>

            Я не писал к тебе давно, милый и любезный друг, и даже не отвечал тебе на последнее письмо твое. Теперь нужда заставляет писать. Гнедич издает мои проказы. Если есть у тебя лишнее время, взгляни на стихи и поправь и выкинь (это главное) все лишнее, на что, конечно, издатель мой согласится. Ты не поверишь, как эта затея меня мучит: издаю заочно, а сам в хлопотах. До стихов ли? Будь же снисходителен, милый друг, исполни мою просьбу. Если есть у тебя свободный часок, то скажи мне, что понравилось тебе и что не понравилось. Здесь в лесу не у кого спрашивать; я начинаю страшиться за талант мой, не сбился ли он с доброго пути? Понравился ли мой «Тасс»? Я желал бы этого. Я писал его сгоряча, исполненный всем, что прочитал об этом великом человеке. А «Рейн»? А другие безделки? Воскреси или убей меня. Неизвест­ность хуже всего. Скажи мне, чистосердечно скажи, доволен ли ты мною.
            Теперь, сказавши, что было на уме, скажу, что на сердце. Поздравляю тебя, мой милый балладник! Душевно радуюсь твоему счастию (я говорю: счастию, за неимением другого слова) и поздравляю вместе и Царя: он сделал истинно прекрасное дело, и поздравляю себя и всех добрых людей, ибо мы, конечно, будем иметь от тебя что-нибудь новое, славное, достойное тебя. Я не писал к тебе во время оного: не знал, где ты. Теперь из письма Гнедича вижу, что ты в Питере. Вяземский у вас, и тебе, конечно, с ним весело, а у меня слюнки текут.
            Ты мне не сказал спасибо за надпись к ясному лицу твоему, а я писал ее с таким удовольствием по заказу фитолюбца, нашего Каченовского. Право, ты в долгу передо мною: не прислал мне своего «Певца в Кремле», и я его до сих пор и в глаза не знаю, от Вяземского не мог добиться. Теперь вы, конечно, в вихре. Когда бог приведет обнять Блудова? Скажи ему, и скажешь истину, что я его люблю, как душу. Где Дашков? Что делает оратор слабых жен и черно-желтый Жихарев? Благодари Тургенева за Попову: он сделал доброе дело за вяленькие стихи.
            Что скажешь о моей прозе? С ужасом делаю этот вопрос. Зачем я вздумал это печатать. Чувствую, знаю, что много дряни; самые стихи, которые мне стоили столько, меня мучат. Но могло ли быть лучше? Какую жизнь я вел для стихов! Три войны, все на коне и в мире на большой дороге. Спрашиваю себя: в такой бурной, непостоянной жизни можно ли написать что-нибудь совершенное? Совесть отвечает: нет. Так зачем же печатать? Беда, конечно, невелика: побранят и забудут. Но эта мысль для меня убийственна, ибо я люблю славу и желал бы заслужить ее, вырвать из рук Фортуны. Не великую славу, нет, а ту маленькую, которую доставляют нам и безделки, когда они совершенны. Если Бог позволит предпринять другое издание, то я все переправлю; может быть, напишу что-нибудь новое. Мне хотелось бы дать новое направление моей крохотной музе и область элегии расширить. К несчастию моему, тут-то я и встречусь с тобой. «Павловское» и «Греево кладбище!»... Они глаза колят!
            Долго ли ты проживешь в Питере? Я сбирался в Тавриду, на Кавказ, и ни с места! Может быть, буду в Петербурге и желал бы знать, застану ли тебя? Мы с тобой так давно не видались. С тех пор мы так состарелись, что наше свидание — в сторону радость! — право, интересно. И на автора Жуковского хотелось бы взглянуть, и на этого доброго приятеля, которому я обязан лучшими вечерами в жизни моей! Автора я тотчас в сторону, а выложи мне Василья, которого я всегда любил! Во всех отношениях свидание с тобою для меня урок и радость. Но когда?.. Что Вяземский у нас затевает? Я желал бы его видеть в службе или за делом, менее с нами праздными (пусть и потеряю через то!), а более в прихожей у честолюбия. Точно ли едет он в чужие край? Зачем? Куда? С княгиней он или один в Петербурге? Пишет ко мне пьяный: насилу письмо разберешь. Поцелуй его прямо в лоб. Я писал к нему когда-то, что теперь согласен на предложение твое работать с тобою. Все, что есть у меня (много переводов в прозе с италиянского), все твое. Но уведомь меня, не поленись, что ты затеваешь, какого рода книгу, и как, и где. Я хотел было сам издать, но болезнь не позволяет. Я все хвораю: то грудь, то нога. Это меня бесит: ничего не могу делать совершенного; не в силах кончить продолжительного дела. И для стихов надобно здоровье. Бывало, ночи напролет просиживал, а ныне и час тягостен. Вот зачем я сбирался на воды и в полуденную Россию. Зима убивает меня. Будучи совершенно здоров, я мерз, как кочерыжка, во Франции (Раевский был тому свидетель); посуди сам, каково здесь, в России, в трескучие морозы! Поедем в Тавриду, туда wo die Citronen blühn.* Здесь, право, холодно во всех отношениях. Проведем несколько месяцев вместе, на берегах Черного моря. Ты думаешь, я начал бредить? Итак замолчу. Кста­ти о холоде и снеге: скажи Вяземскому, что я начал «Первый снег», но он, конечно, растает перед его снегом. Он поймет эту глупость. Напомни обо мне Карамзиным. Скоро ли его «История»? Если бы теперь попалась в деревне, как бы я прочитал ее! В городе впечатление будет слабее. Но зато в городе ты видишь самого историка. Счастливые горожане! Вы не знаете цены своему счастию. Вы не чувствуете, как приятно проводить ненастный ве­чер с людьми, которые вас понимают, и которых общество, право, милее цветов и деревенского воздуха, особливо в некоторые лета. Утешаю себя мыслию, что я живал и хуже. Благодаря Провидению, у меня беседка в саду, четыре опрятные, веселые комнаты и твой портрет и Вяземского; с балкона вид прелестный: река, лес, одним словом: прелесть... для проходящих. А у вас и пыль, и слякоть, и стук карет, и визг собак, и стихи Хвостова, и докучливые люди, и неприятные вести, и званые обеды, и фамильные концерты, и зависть, и каламбуры, и нет даже Василия Львовича.
            Прости, мой милый шут и друг. Обнимаю тебя очень, очень крепко. Сегодня тебя более всех люблю; завтра на кого-нибудь другого обрушу мою любовь, и дружбу, и стихи.
            * Перевод: где цветут лимоны (нем.).

23 ИЮНЯ 1817

            Батюшков из Хантоново в письме Вяземскому: «Радуюсь, что ты украл у Фортуны несколько приятных минут и отдохнул с людьми, ибо что, право, люди: Блудов, столь острый и образованный; Тургенев, у которого доброты достанет на двух и какого-то аттицизма, весьма приятного и оригинального — человек на десять; Орлов, — у которого — редкий случай! — ум забрался в тело, достойное Фидиаса, и Жуковский, исполненный счастливейших качеств ума и сердца, ходячий талант!» (С.445).

<НАЧАЛО> ИЮЛЯ  1817

            Батюшков в письме из Хантоново просит в письмо Гнедича: «Когда выйдут книги, — удели из моих три экземпляра: 1) в Москву, в университетское общество губителей словесности, 2) в Казанское общество рубителей словесности, которого я имею честь быть членом, и один экземпляр Дмитириеву. Надпиши ему: от автора издатель» (С.448).
            (В ОРК НБ МГУ хранится экземпляр «Опытов» Батюшкова с надписью: «Его превосходительству Милостивому Государю Ивану Ивановичу Дмитриеву в знак глубочайшего почитания и признательности от автора, С.-Петербург 1817» (Дмитр. 8945). См. также письмо от 26 октября 1817 г. (С.468).
            В том же письме к Гнедичу, Батюшков продолжает о подарках своей книги: «Другим приятелям не могу подносить по пирогу: не в моей печи их пекут. Они и сами добудут. Да если хочешь, Жуковскому экземпляр из моих. Он мне послал свою книгу. Вяземский купит. А впрочем, ты сам прошу никому не давать» (С.48).
            В собрании книг ПД (86 4/15) хранится экземпляр «Опытов» с надписью на заглавном, листе первого, прозаического, тома рукой Жуковского: «Жуковскому от милого, доброго и любезного Батюшкова, на память. Вечер, 1817, октябрь 1».
            В том же письме к Гнедичу: «Пришли немедленно отпечатанные листки стихов. Поправляй, марай и делай: что хочешь. Просил тебя, просил Жуковского, писал к нему нарочно; прошу всех добрых людей, но еще прошу тебя: не затевай подписки» (С.449).

<23 АВГУСТА 1817. ЧЕТВЕРГ>

            День приезда Батюшкова в Петербург. Аргументация.
            Принято считать, что Батюшков приехал в Петербург осенью 1817 года — 24 августа; на основании его письма сестре от 24 числа, начинающегося словами «Я только что приехал...».[1] Однако есть сомнения в такой аргументации (КНБ – Т.2 – С.457).
            Из того же письма ясно, что Батюшков не только остановился в трактире, но «переезжает к тетушке» Е.Ф.Муравьевой, у которой уже успел побывать, так как знает, что она «благодаря бога, здорова» (С.457). Успел встретиться с Гнедичем и договориться с ним о его посредничестве в продаже имения Батюшкова, о чем и сообщает сестре: «Поручаю Гнедичу продажу моего имения». Вероятно, разговор с Гнедичем у Батюшкова был очень обстоятельным, так как речь шла о последнем этапе подготовки «Опытов», о выполнении Гнедичем просьбы Батюшкова насчет передачи записки и документа генералу Бахметеву, о чем Батюшков просил Гнедича (см. С.437, 453). Несомненно, что Батюшков писал письмо не в буквальном смысле «только что» по приезду, а успев встретиться с многими людьми, обсудить дела: «вздохнуть нет времени. Голова идет кругом от шуму с непривычку» — это никак не согласуется с «только что приехал». На все это потребовалось не менее одного дня, т.о. вполне вероятно, что Батюшков приехал в Петербург не 24, а 23 августа 1817 года.
            Мог ли он успеть проехать из Устюжны, откуда отправился 17 августа, в Петербург за 6 дней на 7-ой?  Расстояние от Устюжны до Петербурга — 467 верст (Цявловский, С.648), для их преодоления за 6 дней потребовалась бы скорость 66 верст в день. Это вполне реальная скорость. «Средняя скорость по дорогам Центральной России составляла примерно 7 верст в час летом и 5 верст зимой»,[2] обычная скорость для едущих «по своей надобности» была летом около 10, осенью 8 верст в час, т.е. в сутки обычно проезжали 70-100 верст.[3]
            Уточнение даты приезда Батюшкова в Петербург в конце августа 1817 года позволит выяснить возможности его встреч с Жуковским осенью 1817 года, в в которую состоялись многие важные разговоры двух поэтов, период интенсивного общения, с известной степенью условности его можно назвать периодом подведения итогов творческого состязания.

<25  АВГУСТА  1817>

            Встреча Батюшкова и Жуковского. Они вместе с Тургеневым ездили к Карамзину в Царское Село (см. прим.). «Был у Карамзина с ним и с Тургенев<ым>. <...> Мы с ним целый день смеялись до надсаду. Он пишет и, кажется, писать будет: я его электризую как можно более и разъярю на поэму. Он мне читал много нового — для меня, по крайней мере. Я наслаждаюсь им» (КНБ – Т.2 – С.458). Что тогда мог читать Жуковский?
            Аргументация датировки. Письмо, цитированное выше, датировано в разных изданиях по-разному. В издании «Нечто о поэте и поэзии» (Сост. В.А.Кошелев. М.,1985 – С.335) письмо датировано вслед за майковским изданием (Т.III – С.465-466) 24 августа 1817. В издании «Сочинений» Батюшкова в 2-х томах (Т.2, сост. А.Л.Зорин – С.458) датировано 28 августа. Обе датировки вызывают сомнения. 24 августа не может быть, так как в письме говорится — «я здесь уже четвертый день» (С.458), т.е. получается, что 21 августа Батюшков приехал в Петербург; это невозможно, т.к. он выехал из Устюжны 17 августа — проехать 467 верст за четыре дня вряд ли было возможно (примерно 120 верст в день!). 28 августа — такая датировка основана на приписке Тургенева с указанием даты «Августа 28-го». Внимательное прочтение письма опровергает эту датировку. Судя по приписке (и по Арзамасским протоколам, С.44), 27 августа, т.е. для Тургенева «вчера», состоялось заседание Арзамаса с присутствием Батюшкова. Но в письме Батюшкова говорится, что «вчера я был у Карамзина с ним [Жуковским] и с Тургенев<ым> (С.458), «вчера мы с ним [Жуковским] целый день смеялись до надсаду» и т.д. Получается, что в один день уместилась поездка из Петербурга в Царское Село,[4] заседание Арзамаса, «целый день» общения Батюшкова и Жуковского, который читал «много нового». Это невозможно. Следовательно, письмо Батюшкова было написано раньше 28 августа, но не отправлено в тот же день; кстати сам факт указания даты в приписке Тургенева свидетельствует о том, что она была сделана в другой день, позже. Письмо не было написано 27 августа, иначе Батюшков обязательно рассказал бы Вяземскому о заседании Арзамаса. Скорее всего письмо написано Батюшковым 26 августа в воскресенье, именно в тот день, когда, по свидетельству Тургенева (С.459), Жуковский представлялся «ученице своей», ср. в письме Батюшкова: «Жуковский вступает в новую придворную должность. <...> Сегодня пудрит свою голову а blanc, надевает шпагу и пр., et tout le costume d’utchitel» (С.458). Итак, события распределяются по датам следующим образом: 25 августа — Батюшков, Жуковский, Тургенев посещают Карамзина, Батюшков и Жуковский проводят день вместе, читают много новых произведений; 26 августа — Жуковский представлен своей ученице в Павловске, Батюшков пишет письмо Вяземскому и рассказывает о вчерашних событиях; 27 августа — заседание Арзамаса; 28 августа — Тургенев делает приписку на письме Батюшкова, где сообщает о вчерашнем заседании Арзамаса и поездке в воскресенье Жуковского в Павловск.
            И последнее. Если письмо написано 26 августа, то слова «я «здесь уже четвертый день» означают, что Батюшков приехал  в Петербург 23 августа. Это точно совпадает с нашей датировкой этого события. (См. аргументацию к «23 августа 1817» в Летописи.)
            Цитата из письма: «Осенняя погода выжила меня из деревни: надобно было отправиться или в Питер, или в Москву; дал преимущество Петербургу, который, между нами будь сказано, мне не льнет к сердцу, хотя в нем все — и Жучок наш» (КНБ – Т.2 – С.87).

<26 АВГУСТА 1817. ВОСКРЕСЕНЬЕ>

            Из приписки А.И.Тургенева на письме Батюшкова к Вяземскому: «Августа 28-го. <…> Жуковский в воскресенье представлялся ученице своей и обедал с ней в Павловске» (С.459). Воскресеньем было 26 августа, когда Жуковский был представлен учителем великой княгине Александре Федоровне.
            Об этом же сообщает Вяземскому Батюшков в своем письме от 26 августа (С.458, аргументацию новой датировки см. в Летописи): ««Жуковский вступает в новую придворную должность. Радуюсь истинно, что ему удалось это. Он очень мил; сегодня пудрит свою голову а blanc, надевает шпагу и пр., et tout le costume d’utchitel» (С.458).

<27 АВГУСТА 1817>

            Состоялось заседание Арзамаса, на котором впервые присутствовал Батюшков. Об это свидетельствует приписка Тургенева на письме Батюшкова к Вяземскому: «Августа 28-го. Вчера был у меня многолюдный Арзамас, в коем присутствовали два новые превосходительства: Ахилл и Плещеев...» (С.458). См.: Арзамас и арзамасские протоколы. – Л., 1933. – С.44-45. Батюшков читал речь о П.И.Соколове.

4 СЕНТЯБРЯ 1817

            В Царском Селе Пушкин, Батюшков, Жуковский и А.А.Плещеев сочиняют экспромт «Писать я не умею» и Кн. П.А.Вяземскому («Зачем, забывши славу») — сообшается, но не аргументируется источниками у Цявловского в «Летописи» (С.143)

6 СЕНТЯБРЯ 1817

            Заседание Арзамаса.

<СЕНТЯБРЯ 1817>

            Батюшков в писмье из Петербурга просит сестру прислать ему письма и книги, посланные Жуковским на его имя в деревню:
            «Должны быть письма и книги на мое имя: не послала ли ты их в Устюжну. Они от Жуковского из Петербурга: желаю, чтобы мне их возвратили, они нужны» (С.462).

СЕНТЯБРЬ  1817

            Батюшков часто видится с Жуковским в Петербурге, о чем сообщает в письме Вяземскому: «Пью лекарство и вижусь с Жуковским. На него весело глядеть моему сердцу и грустно, когда подумаю о разлуке. Он на днях едет к вам» (С.464).
            Жуковский уедет в Москву только в октябре.

18  СЕНТЯБРЯ  1817

            У А.А.Плещеева состоялось заседание Арзамаса, посвященное прощанию с Жуковским, уезжающим в Дерпт.
            См.: ОА – Т.1 – С.87: письмо А.И.Тургенева Вяземскому от 18 сентября.

19 СЕНТЯБРЯ 1817

            Жуковский уезжает из Петербурга в Дерпт для прощания с родными.
            Источник сведений: Янушкевич А.С. Семинарий – С.59.

<1> ОКТЯБРЯ 1817

            Жуковский приезжает из Дерпта в Петербург.
            Источники:
            Янушкевич А.С. Семинарий – С.59.
            ОА – T.1 – С.89 (письмо Тургенева к Вяземскому от 5 октября).
            Дневники Жуковского – С.52.
            Цявловский. Летопись – С. 147.

1 ОКТЯБРЯ 1817

            В библиотеке Жуковского (собрание Пушкинского Дома) хранится экземпляр «Опытов в стихах и прозе» Батюшкова (Ч.1-2. – СПб., 1817) с дарственной надписью на заглавном листе первого тома: «Жуковскому от милого, доброго и любезного Батюшкова, на память. Вечер, 1817, октябрь 1».  В этой надписи много неясного. Странно, что троекратная похвала адресована не Жуковскому, принимавшему подарок, а самому дарителю: «от милого, доброго и любезного Батюшкова». Еще более удивительно, что надпись «Жуковскому... на память...» сделана рукой самого Жуковского. Обстоятельства появления надписи интересны как факт истории взаимоотношений двух поэтов.
            Всю осень 1817 г. Батюшков провел в Петербурге.[5] Жуковский в это время вступал в должность учителя при великой княгине Александре Федоровне, часто выезжал в Царское Село, в Дерпт, однако вечером 1 октября был в Петербурге, поскольку на следующий день он участвовал в заседании «Арзамаса».[6] Таким образом, возможность личной встречи и передачи книги в тот вечер не исключается, но никаких свидетельств о такой встрече обнаружить не сдалось.
            Вероятна другая версия. Жуковскому передал книгу Н.И.Гнедич, о чем его, как издателя «Опытов...», просил Батюшков: «Когда выйдут книги, — удели из моих три экземпляра... Да если хочешь, Жуковскому экземпляр из моих. Он мне послал свою книгу...» (письмо от июля 1817 г., Т.2 – С. 448). Гнедич исполнил просьбу и послал книгу без авторской надписи пли записки.

2  ОКТЯБРЯ 1817

            Заседание Арзамаса и проводы Жуковского в Москву.
            Источник: Янушкевич А.С. Семинарий С.59.

4 ОКТЯБРЯ 1817

            По сведениям в «Летописи...Пушкина» в этот день Пушкин и Батюшков провожают Жуковского в Москву, доезжают с ним до Царского Села, где обедают.
            Источник: Цявловский – С.147, там указ. источник: ОА – T.1 – С.89 – письмо Тургенева к Вяземскому от 5 октября. Дневники Жуковского – С.52.

5 ОКТЯБРЯ 1817

            Батюшков, проводив до Царского Села Жуковского, вернулся с А.Пушкиным в Петербург. См. письмо Тургенева к Вяземскому от 5 октября: «Ахилл и Сверчок, проводя Светлану, сейчас возвратились, и Сверчок прыгает с пастором Ганнеманом». (ОА – Т.1 – С.89; Кошелев В.А. Пушкин и «пастор Ганнеман» // Временник Пушкинской комиссии. – Л., 1988 – С. 167-168)

<ПОСЛЕДНИЕ ЧИСЛА НОЯБРЯ 1817>

            Батюшков, узнавший 26 ноября о смерти своего отца, собирается и вскоре уезжает из Петербурга. 6 декабря он уже в Даниловском (Т.2 – С. 474).

[1] См. например: Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества Пушкина. Изд. 2-е, испр. и доп. – Л., 1991 – С.648 (прим. № 100).
[2] Марасинова Л.М. Пути и средства сообщения // 0черки русской. культуры XVIII века. Ч.1. –  М., 1985 – С.273.
[3] Лотман Ю.М. Роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. 2-е изд. – Л., 1983.–  С.108.
[4] Они ездили к Карамзину в Царское Село. Карамзин вернулся в Петербург из Царского Села 16 сентября 1817 года (ОА – Т.1 – С.87).
[5] 23 августа по конец ноября. См. Летопись.
[6] Арзамасс и арзамасские протоколы. – Л., 1933 – С.