Лекция
1
ЛИТЕРАТУРНАЯ СИТУАЦИЯ В РОССИИ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА 
Вопросы:
- Введение. Проблема терминов.
- Литературно-общественное
движение в России первой трети XIX века.
- “ Карамзинизм” .
- Литературные общества и журналы 1810-20-х гг.
- Заключение. Проблема периодизации.
- Список рекомендуемой литературы.
- Вопросы для самоконтроля и самоподготовки.
- Примечания.
ВВЕДЕНИЕ. ПРОБЛЕМА ТЕРМИНОВ
Самое лаконичное объяснение сути литературного процесса первой трети XIX века появляется тогда, когда эту эпоху называют “литературой русского романтизма”. Однако это определение неточно — одним лишь романтизмом эта эпоха не исчерпывается.
Эта версия, часто встречавшаяся в статьях и учебниках, более подробно выглядит так: на смену сентиментализму во главе с Н. М. Карамзиным приходит романтизм (В.А.Жуковский, К.Н.Батюшков, ранний А.С.Пушкин, поэты пушкинского круга, поэты-декабристы, М.Ю.Лермонтов), а затем на смену романтизма является реализм, признаки которого заметны в позднем творчестве А.С.Пушкина и у Н.В.Гоголя. Авторы такой версии дают объяснение литературной борьбе начала XIX века: с одной стороны — лагерь устаревшего классицизма, “классики”, объединившиеся в литературное общество “Беседа любителей русского слова”, с другой стороны — “романтики”, представители зарождающегося романтизма, продолжатели реформ Н.М.Карамзина, объединившиеся в литературное общество “Арзамас”. Последние, естественно, победили, так как из “Арзамаса” вышел А.С.Пушкин, за ним на сцене литературной жизни появляется целый круг поэтов, поэты-декабристы, наконец, проза зрелого Пушкина выводит литературу на пути реализма.
В этой схеме литературного процесса всё так стройно, упорядоченно, красиво, что с ней трудно не согласиться. Однако такая схема предполагает огромное количество исключений и допущений. Вот некоторые из них. Г.Р.Державин, преодолевший каноны классицизма, заметивший и одобривший молодого А.С.Пушкина (“Старик Державин нас заметил / И в гроб сходя благословил”) почему-то входил в “Беседу...”, то есть принадлежал числу противников тех самых поэтов, которые организовали “Арзамас”, вырастили романтизм и вместе с ним А.С.Пушкина. “Беседчик” Державин благословил “арзамасца” Пушкина. Или другой пример: “романтик” Батюшков в своей сатире “Видение на берегах Леты” “утопил” в реке забвения всех поэтов, кроме И.А.Крылова, “классика”, участника “Беседы...”. Исключениями являются и упрёки романтиков Жуковскому, обвинявших его в неопределённости, туманности поэзии, в пристрастии к фантастическому, таинственному, к жанру баллады — романтики упрекали Жуковского за то же, за что его упрекали и классики. Подобных “исключений” чрезвычайно много и если с ними знакомиться и дальше, то привычная схема покажется не только противоречивой, но даже бесполезной или вредной, мешающей пониманию литературного процесса.(1)
Однако категорически отвергать привычные версии истории литературы начала XIX века тоже нельзя. Русский сентиментализм действительно существовал и Н.М.Карамзин имеет самое прямое отношение к этому литературному направлению; существовал и русский романтизм — баллады В.А.Жуковского, элегии К.Н.Батюшкова, “южные” поэмы А.С.Пушкина и др. Однако при этом следует учитывать, что Н.М.Карамзин переживал процесс творческой эволюции и мог перерасти собственный сентиментализм, прийти к новым философским идеям и эстетическим взглядам. Следует учитывать и то, что сентиментализм был в русской литературе господствующим направлением, но отнюдь не единственным; кроме того, сам сентиментализм был неоднородным, состоял из разных литературных движений и школ. Не было чёткости в терминологии, многие понятия “были принесены извне и только прилагались к определённым явлениям... Под “романтизмом” разумели иногда немецкое или английское влияние вообще, шедшее на смену французскому, причём “романтическими” были имена Шиллера, Гёте и даже Лессинга” (2). Наконец, если романтизм появился после сентиментализма, то это ещё не значит из сентиментализма.
Уберечься от крайностей и найти “золотую середину” в понимании русского литературного процесса начала XIX века можно, если отказаться от прямых аналогий с европейскими литературами. Западноевропейские понятия “классицизм”, “барокко”, “сентиментализм” или эстетические категории “возвышенное”, “трагическое” и др. никогда не совпадали с русскими явлениями, однако названия заимствовались до тех пор, пока аналогии были допустимыми. К XIX веку своеобразие русской литературы развилось до такой степени, что очередная литературная эпоха не имела прямой аналогии в европейских литературах и не могла получить оттуда адекватного определения (3). Именно так обстоит дело с литературой первой трети XIX века. Однако совсем отказаться от европейских аналогий не удастся, так как начавшийся в XVIII веке процесс европеизации русской культуры ещё не завершился. Кроме того, многие произведения первой трети XIX века являются переводами из Байрона, Томаса Грея, Парни, Мильвуа, в прозе русские романтики спорят с Гердером, братьями Шлегель, Шеллингом. Таким образом, пользуясь европейскими терминами “романтизм”, “классицизм”, “сентиментализм” и т.п. следует помнить об их русском своеобразии.
ЛИТЕРАТУРНО-ОБЩЕСТВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ В
РОССИИ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА
Основными идеями духовных исканий русской литературы данного периода, по определению Ю.М.Лотмана, были идеи личности и народности (4). В XVIII веке этой проблемы не было: человек был и индивидом, и частью народа, и частью человечества — противоречий в этом не виделось. В конце века, особенно в творчестве Г.Р.Державина, А.Н.Радищева, Н.М.Карамзина появилось осознание разрыва между народом и человеком, но этот разрыв не был трагически непреодолимым. Личность — развившийся элемент народа, движение к народу — это возвращение к естественности, к природным основам личности. Державин, получив отставку, уезжает в село Званка и там, вдали от шумной столицы, в уединении, среди родственников, слуг, бытовых предметов, еды и питья, сна и прогулок наслаждается цельностью идиллической жизни:
Багряна ветчина, зелёны щи с желтком,
Румяно-жёлт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь-икра, и с голубым пером
Там щука пёстрая — прекрасны!
<…>
Тут кофе два глотка; схрапну минут пяток;
Там в шахматы, в шары иль из лука стрелами,
Пернатый к потолку лаптой мечу леток
И тешусь разными играми
(“Евгению. Жизнь Званская”, 1807) (5).
Так видит мир человек цельный, не разрываемый противоречиями. Совсем иначе воспринимает мир лирический герой элегии В.А.Жуковского “Вечер” (1806):
Но что?.. Какой вдали мелькнул волшебный луч?
Восточных облаков хребты воспламенились;
Осыпан искрами во тьме журчащий ключ;
В реке дубравы отразились.
Луны ущербный лик встаёт из-за холмов...
О тихое небес задумчивых светило,
Как зыблется твой блеск на сумраке лесов!
Как бледно брег ты озлатило!
Человек потерял душевный покой, встревожен, обеспокоен:
И где же вы, друзья?.. Иль всяк своей тропою,
Лишённый спутников, влача сомнений груз,
Разочарованный душою,
Тащиться осужден до бездны гробовой?.. (6)
XIX век начался с осознания личности и народа
как двух разных и противоположных, непримиримых начал; личные устремления человека
и его природная основа противоречат между собой. В XVIII веке уже возникали
противопоставления долга и страсти, чувства и разума, но они не захватывали
человека целиком; в начале XIX века человек целиком противостоит миру.
Трагическое напряжение между ними, попытки сближения ради обретения
“потерянного рая” гармонической цельности человека и мира стали основным
содержанием духовной жизни России первых десятилетий XIX века.
Отправной точкой новой исторической эпохи справедливо считается
Французская революция 1789-1794 годов. Итоги революции — жестокость, казни,
война — были осознаны как закономерные плоды эпохи Просвещения. Идеи разума,
разумного построения общества, разумного устройства мира, познавательных
возможностей разума были поставлены под сомнение; с этими сомнениями
разрушилась вся система философских и эстетических ценностей. Мир вдруг опять
оказался хаотичным, тёмным, непонятым и непонятным. Русские дворяне,
разочаровавшись в идее разумного порядка, справедливости, оставляют
государственную службу и уединяются в своих загородных домах, родовых поместьях
(7). Размышления
об итогах эпохи Разума приводят их к проблеме трагического противоречия между
личностью, её вольными устремлениями, порывами, мечтами и природной основой
человека, реалиями земной жизни, неумолимыми законами исторического процесса.
Это противоречие было осмыслено как проблема личности и народности.
Новые умонастроения породили глубокие изменения в строе русской
литературы. В центре внимания оказался внутренний мир человека и его сложные
взаимоотношения с внешним миром: народом, страной, историей, своей судьбой.
Повышенный интерес к душевным переживаниям человека привёл к появлению феномена
лирического героя, который коренным образом изменил поэтику классицизма,
нарушил устойчивые жанры, смешал стили, деформировал границы между стихами и
прозой, литературой и реальностью.
У литературы появились новые задачи. Проблема личности и народности,
слияние личности и народа мыслилось, в основном, как культурная, а не
социальная задача. Перед литературой встала необходимость выработки поэтических
форм, “которые были бы традиционными и национальными, с одной стороны, и
способными выразить индивидуальное чувство с другой” (8). Эта задача сводилась,
главным образом, к проблеме нового литературного языка, вокруг которого
разгорелись споры. В процессе споров хаотическое существование русской
литературы обретало более или менее определённые черты; писатели, определяясь
идеологически и эстетически в этих спорах, создавали литературные кружки,
общества, журналы, в которых шёл процесс кристаллизации эстетических идей,
стилей, поэтических форм. В результате этих сложных разнонаправленных исканий
родилась новая литература, давшая нам Пушкина и Гоголя.
Проблема создания нового литературного языка сразу наметилась в двух
версиях. Карамзин предложил реформировать язык так, чтобы это был язык и
письменной литературы, и устной речи для интеллектуального общения всех людей;
такое качество языка объединит людей и вернёт искомое единство личности и
народа; реформирование языка предлагалось вести как преодоление двуязычия
(русский и французский), как осторожный синтез их, как разумное сочетание
национальной самобытности и европейских заимствований, не отрывая, таким образом,
русскую литературу и общество от достижений европейской культуры. Другая версия
решения проблемы языка основывалась на категорическом отрицании какой бы то ни
было пользы европеизации русского языка и литературы. Сторонники этой версии
полагали, что разрыв личности и народа произошёл как раз из-за влияния вредных
идей развращённой, погрязшей в жестокости Европы, чему доказательством служила
Французская революция. Решением проблемы при таких взглядах мог быть только
категорический отказ от любых иностранных влияний и развитие самобытного
национального языка. Разница двух версий не сводилась лишь к тому, сказать ли
приятное на слух и общепонятное слово “путешествие” вместо французского
“voyage” и грубого русского “езда”, или использовать не очень “гладкое” и
устаревшее, но хорошее, звучное, выразительное русское слово “хождение” —
разные решения проблемы языка касались не одной лишь лексики. Карамзинская
теория предполагала использовать европейские жанры, а значит идущие из Европы
идеи; противники Карамзина отказывались от этих идей и жанров, устанавливали
другие приоритеты.
Однако среди сторонников как той, так и другой версии не было полного
единодушия, был широкий диапазон мнений. Крайности смыкались, синтезируя новые
идеи. Проследить этот процесс во всей полноте — задача не выполнимая в жанре
лекций, поэтому наше внимание привлекут лишь наиболее заметные явления
литературной жизни России первой трети XIX века.
“КАРАМЗИНИЗМ”
Поэтическая программа Н.М.Карамзина
Основные идеи языковой реформы Н.М.Карамзина изложены в нескольких его программных статьях 1802-1803 годов: “О любви к отечеству и народной гордости”, “Отчего в России мало авторских талантов?”, “О книжной торговле и любви к чтению в России”. Коротко суть предложений Н.М.Карамзина такова: “Истинных писателей было у нас ещё так мало, что они не успели дать нам образцов во многих родах; не успели обогатить слов тонкими идеями; не показали, как надобно выражать приятно некоторые, даже обыкновенные, мысли. Русский кандидат авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разговоры, чтобы совершеннее узнать язык. Тут новая беда: в лучших домах говорят у нас более по-французски! <…> Что ж остаётся делать автору? Выдумывать, сочинять выражения; угадывать лучший выбор слов; давать старым некоторый новый смысл, предлагать их в новой связи, но столь искусно, чтобы обмануть читателей и скрыть от них необыкновенность выражения!” (“Отчего в России мало авторских талантов?”) (9).
Карамзин предлагал так искусно “угадывать лучший выбор слов”, чтобы незаметно этот язык стал для читателя “языком его собственного сердца”, его существом, его сознанием и поведением. Такая установка слова (10) на лёгкость восприятия, незаметность художественных приёмов, гладкость и плавность стиля принципиально отличалась от установки слова на произнесение, от ораторской установки слова в поэзии классицизма. Вместо громогласной, многословной, высокопарной оды с неприкрытой схемой строения строфы, обнаженными риторическими фигурами, требующей от читателя усилий для специально затрудненного текста, вместо этого Карамзин предложил поэзию иного типа с установкой на чтение “про себя”, на тихое уединенной чтение, на легкое восприятие текстов, незаметно сочетающих приятное с полезным. Такая установка поэтического слова предполагала развитие жанров, которые раньше существовали на периферии — прежде всего песни и элегии.
Теоретически изложенные принципы новой поэтики Карамзин практически воплощал в своих произведениях:
Осень
Веют осенние ветры
В мрачной дубраве;
С шумом на землю валятся
Жёлтые листья.
Поле и сад опустели;
Сетуют холмы;
Пение в рощах умолкло —
Скрылися птички.
Поздние гуси станицей
К югу стремятся,
Плавным полётом несяся
В горных пределах.
Вьются седые туманы
В тихой долине;
С дымом в деревне мешаясь,
К небу восходят.
Странник, стоящий на холме,
Взором унылым
Смотрит на бледную осень,
Томно вздыхая,
Странник печальный, утешься!
Вянет Природа
Только на малое время;
Все оживится.
Всё обновится весною;
С гордой улыбкой
Снова Природа восстанет
В брачной одежде.
Смертный, ах! вянет навеки!
Старец весною
Чувствует хладную зиму
Ветхия жизни. (11)
Элегия не предполагает громкого устного декламирования и более рассчитана на тихого “задумчивого” читателя, на чтение “про себя”. Поэтическая мысль выражена искусными и действительно незаметными приёмами. Например, стихи из шестой строфы элегии могут быть прочитаны так —
Вянет Природа
только на малое время.
Но можно и так:
Только на малое время
Всё оживится. (12)
Совершенно противоположные смыслы (вечная обновляем ость жизни и её мимолетность), но все они входят в поэтическую мысль — амбивалентное ощущение реальности как увядания, угасания, бренности, смертности и одновременно как обновления, воскресения, возрождения вновь и вновь. Автор выделил курсивом своё сегодняшнее настроение: сейчас ему кажется, что осеннее увядание обернется скорым оживлением, но в других обстоятельствах и с другим настроением актуализируется другой смысл — всё, конечно, оживится, но “только на малое время”, чтобы вскоре опять увянуть. Текст содержит и тот, и другой смысл. Адекватное прочтение текста карамзинской элегии возможно, во-первых, только при чтении “про себя”, так как чтение вслух может заглушить тончайшие смысловые оттенки, созвучия, намёки и пр.; во-вторых, только при многократном обращении к нему, так как текст содержит множество смыслов, каждый из которых обнаруживает себя и становится понятным при определенном душевном настрое. Неслучайно поэтому изменился формат книг и журналов начала XIX века (13) — они стали более компактными, “карманными”, как бы специально рассчитанными на постоянное ношение книги с собой и перечитывание её в беседке парка, во время путешествия и т.д.
Однако Карамзин в силу инерции литературного процесса не мог преодолеть
привычных приёмов риторической поэзии XVIII века: чёткое строфическое деление
текста, жестковатый для такой элегии размер (дактиль с чередованием трех- и
двустопных стихов, хотя использование трёхсложного размера да ещё в
разностопных стихах было большим новаторством), унаследованная от классицизма
бледность, сухость и бедность лексики (седые туманы, тихая долина, унылый взор,
странник на холме, бледная осень — слишком знакомая лексика, новым в неё было,
пожалуй, только слово “дым”). Поэту, сформировавшемуся в 70-ые годы XVIII века,
преодолеть эту инерцию было сложно.
Поэтическая программа карамзинистов
К началу XIX века в литературной жизни участвовало более молодое многочисленное поколение поэтов, в основном, среднего (и даже ниже) дарования. Особенность этого историко-литературного заключалось в том, что не было стилевого единства. Это был особый этап в истории русской литературы, который удачно определил Ю.М.Лотман: “Сочетание “уже не” и “ещё не” становится основным признаком эпохи” (14). Однако это не означает, что не было никаких поэтических норм. Законы поэзии, созданные Буало, Лагарпом, Баттё и декларированные в России Ломоносовым, Сумароковым, Херасковым и др. продолжали действовать, хотя соблюдение их не считалось обязательным. В литературе действовала сложная смесь различных правил, практически каждый поэт имел оригинальную поэтическую систему.
Именно потому, что не было единой поэтической системы, представление о поэтическом мастерстве часто связывалось не с изобретением нового, а с полным и свободным овладением уже существующей системы; поэту следовало развивать в себе способность переключаться из одной поэтической системы в другую, соблюдая поэтический ритуал каждой из них. Тексты насыщаются цитатами и реминисценциями, которые становятся свёрнутыми программами иных поэтических систем, цитаты реконструируют в сознании читателя иные стили и смыслы, подключают к ним смыслы читаемого текста и обогащают его рядами ассоциаций. Обилие цитат связывает произведения разных авторов между собой и рождает эффект единого текста, который является своего рода литературным фоном для поэтов первого ряда (15).
Одно из наиболее заметных течений в литературе 1790-1800-х годов — карамзинизм. Задача, выдвинутая Карамзиным (“угадывать лучший выбор слов”) и опробованная им самим, допускала множество вариантов такого выбора и потому стала эстетическим девизом многих поэтов среднего, как правило, дарования. Очень кстати оказалось карамзинское требование неброскости, неяркости в поэтическом изображении, требование сглаженности художественных приёмов, простоты, приятности текста.
Что составляло основу, идейно-структурный центр карамзинизма как литературного направления определить непросто, так эта основа “колебалась” в разные годы и была неодинакова у разных поэтов — В.А.Жуковского, П.А.Вяземского, А.Ф.Воейкова, Д.Блудова и др.; кроме того, часто было так, что теоретические воззрения поэта (например, В.А.Жуковского) ближе к средней карамзинской норме, а его художественные произведения находились на периферии карамзинизма, рискуя выпасть из системы. И всё-таки вопрос остаётся: что есть идейно-теоретическая основа карамзинизма?
Карамзинисты в литературной борьбе обвиняли своих противников в “бессмыслице”, отстаивая “здравый смысл”. Критерием художественного достоинства текста была разумность, ясность, незатрудненность, лёгкость восприятия; плохое произведение для карамзинистов — произведение непонятное, странное. Баллады карамзиниста Жуковского с их таинственностью и фантастикой были на пределе допустимого. Текст не должен устанавливать для читателя новые свои правила понимания, а должен реализовывать общеизвестные нормы. Соответственно с образом читателя, не желающего утруждать себя глубокомысленным чтением, менялся идеальный облик поэта — теперь это не поэт-учёный, поэт-труженик, осваивающий науку поэзии, а беспечный ленивец, мечтатель, странник.
Рассмотрим на примерах некоторые особенности поэтики карамзинизма.
Идеалом поэтического мастерства карамзинистов считалось виртуозное владение литературными нормами (владение — не обязательно соблюдение, чаще даже нарушение, но всегда превосходное ощущение нормы). Смысл произведения рождался из тончайших семантических сдвигов, отклонений от нормы. Вот, например, стихи из послания к друзьям В.Л.Пушкина:
Но боже сохрани, чтоб точно думал я,
Что в наши времена не водятся друзья!
Нет, бурных дней моих на пасмурном закате,
Я истинно счастлив, имея друга в брате!
(“К ***”, 1816) (16)
Стих “Нет, бурных дней моих на пасмурном закате” получил всеобщее одобрение среди друзей-карамзинистов, потому что он построен на мельчайших смысловых сдвигах. “Дни” в значении “жизнь” было затёртым стилистическим штампом, штампом было изображать старость как “вечер”, “осень”, “закат”, однако В.Л.Пушкин использовал эпитет “пасмурный закат” и активизировал, оживил стёртый поэтический образ; более того, внесённый элемент зримой картинности (пейзаж!) воспринимался как литературная смелость автора. Стих воспринимался как свежий, интересный. Читатели замечали в этом стихе ещё одно новшество: сочетание элегической лексики (признак среднего стиля) и синтаксической инверсии (признак высокого стиля) (17) — это соединение было допустимым, но явственно ощущалось и рождало новые смыслы (повышенная значимость личных переживаний человека).
Ещё одна яркая черта карамзинизма: эта поэзия нуждалась в противниках, против “бессмыслицы” которых можно было бороться, и даже сама создавала “поэтическую бессмыслицу”. Если поэт ценится за виртуозное владение литературными нормами, то это можно заметить и оценить, если рядом есть те, кто эти нормы не знает, не соблюдает. Поэтическая система карамзинизма нуждалась в контрастах и сама их создавала. Идеалу “здравого смысла” противостояла странность поэтических вымыслов В.А.Жуковского, некоторые лицейские стихи А.С.Пушкина, “галиматья” дружеской фамильярной поэзии В.Л.Пушкина, сатир А.Ф.Воейкова, гусарщины Д.Давыдова. И те, и другие создавали мир “поэтической бессмыслицы”, к которой неприменимы литературные нормы. Рассмотрим несколько примеров такой поэзии.
В 1820 году была напечатана поэма А.С.Пушкина “Руслан и Людмила”, которую карамзинисты восприняли как “поэтическую бессмыслицу”. А.Ф.Воейков так комментировал текст пушкинской поэмы:
“Трепеща, хладною рукой
Он вопрошает мрак немой.
“Вопрошать немой мрак” смело до непонятности…
С ужасным пламенным челом
То есть с красным, вишнёвым лбом”
(Сын Отечества. – 1820. – № 37) (18). И А.Ф.Воейков, оценивающий метафоры с точки зрения “здравого смысла”, и А.С.Пушкин, нарушающий правила “здравомыслия”, принадлежат одной поэтической системе, так как оба пользуются приёмом тончайших смысловых сдвигов.
Еще один пример нарушения “здравого смысла” в поэтическом тексте. В 1814 г. В.А.Жуковский написал послание “Императору Александру”, в котором были такие стихи:
Что мыслил ты, вблизи послышав клики славы,
А в отдалении внимая, как державы
Дробила над главой земных народов брань. (19)
На эти стихи К.Н.Батюшков заметил: “Брань, которая дробит державы над главой земных народов! Я этого не понимаю и прошу истолковать” (20). Выбор этих слов Жуковским понятен: он писал, по сути дела, оду Александру I, в которой затрудненность текста (сукцессия) является жанровым требованием; на оду указывает и декламационная установка слова Жуковского — в словосочетании “брань дробит” заметно и “сладкогласие” (по терминологии М.В.Ломоносова) и “звукоподражание”. Батюшков оценивает произведение Жуковского как послание и вычёркивает из текста всё одическое. Жуковский ответил своим друзьям-критикам (К.Н.Батюшкову, А.И.Тургеневу и др.) шуточным посланием “Ареопагу”, где согласился с замечаниями Батюшкова и стих поправил:
Что стих: Дробила над главой
Смешной и тёмный стих! Быть может, бес лукавый,
Моих баллад герой,
Сшутил таким стихом коварно надо мной.
Над искусителем себя мы позабавим
Балладой новою, а стих хоть так поправим:
Ниспровергала, враг земных народов, брань!.. (21)
Другой разновидностью “поэтической бессмыслицы” карамзинизма была дружеская фамильярная поэзия. Карамзинисты разрабатывали жанр послания, поскольку он был нейтральным жанром (не одический, не элегический), свободно допускающим эксперименты. В творчестве В.Л.Пушкина получил развитие жанр дружеского послания, фамильярные, иногда полуцензурные тексты, создающие эффект непринужденного дружеского общения:
Что делать, милый мой Толстой?
Обедать у тебя никак мне невозможно:
Страдать подагрою мне велено судьбой,
А с нею разъезжать совсем неосторожно! <…>
Смотрите: за плечами
Стоит курносая с косою на часах —
Махнёт… прощайтесь с стерлядями,
С вином шампанским и с стихами!
Не лучше ль грозную на время удалить,
И с нами хоть годок пожить?
(“К графу Ф.И.Толстому”, 1816) (22)
С точки зрения
карамзинистской поэзии тончайших смысловых оттенков такой текст — полная
“галиматья” (не-текст), но вместе с тем выпадающая из системы, так как и
“галиматья” имела свои правила, которые виртуозно соблюдались (подбор низкой
лексики, неблагозвучие, недопустимые сочетания размера и темы).
“Поэтическая бессмыслица” карамзинизма представлена также знаменитым “Домом сумасшедших” А.Ф.Воейкова (литератор, прославившийся литературным хулиганством, ср. пушкинское слово “воейковствовать”). Рукописный текст, состоящий из простеньких куплетов:
Прозаикам и поэтам,
Журналистам, авторам,
Не по чину, не по летам,
Здесь места по номерам.
В куплетах дана пародийно-ироническая характеристика известным русским литераторам как обитателям дома сумасшедших. Текст свободно разъединяется на части, собирается в ином порядке, устаревшие куплеты исключаются, добавляются новые. Текст всегда остается незаконченным, открытым для изменений. Кроме того, устное бытование текста неизбежно искажало первоначальный вариант. По сравнению с правилами “здравого смысла” такое произведение было не только не-текстом, но граничило действительно с хулиганством, однако тоже входило в поэтическую систему карамзинизма.
У “поэтической бессмыслицы” карамзинистов есть серьёзный историко-литературный смысл. В такого рода произведениях накапливался опыт неожиданных сцеплений, новая образность. Когда определились контуры романтизма, именно периферия карамзинизма стала восприниматься как наиболее ценное в его наследии. Странности поэзии Жуковского, мистика и фантастика баллад, осуждавшаяся карамзинистами, будут оценены как признаки истинно романтической поэзии.
Развитый В.Л.Пушкиным и другими карамзинистами непринужденный стиль дружеских посланий будет использован в исповедальной интимной лирике романтиков. Принцип бесконечного текста воейковского “Дома сумасшедших” использует А.С.Пушкин для построения романа в стихах “Евгений Онегин” (23). Кроме того, карамзинисты создали особый стиль непринужденного дружеского общения в письмах, поэтической переписке, в непечатных литературных шалостях, в результате чего возник феномен бытового поэтизирования (24), граница литературы и жизни оказалась размытой; из феномена бытового поэтизирования родился романтический принцип “жизнь и поэзия — одно”, родилась гармоническая слитность стиха и жизни в творчестве А.С.Пушкина.
ЛИТЕРАТУРНЫЕ
ОБЩЕСТВА И ЖУРНАЛЫ 1810-20-Х ГГ.
“Дружеское литературное общество”
Карамзинизм далеко не абсолютно совпадал с творчеством самого Карамзина. Новаторство Карамзина заключалось в преодолении старого литературного языка, прежних художественных приёмов, новаторство карамзинистов состояло в продолжении, искусном использовании традиции; им нужны старые жанры для пародий, прежние стили для их столкновения. В недрах карамзинизма рождалась критика Карамзина.
В 1801 г. молодые поэты Андрей и Александр И. Тургеневы, А.Ф.Воейков, А.С.Кайсаров, Родзянка, В.А.Жуковский, А.Ф.Мерзляков организовали “Дружеское литературное общество”, возникшее как акт протеста против Карамзина и его школы. Незадолго до возникновения общества состоялся разговор между Андреем Тургеневым, Жуковским и Мерзляковым; речь шла о бедности русской литературы и вина ложилась на Карамзина. В дневнике Андрея Тургенева эти обвинения изложены так: “Может быть, более будет превосходных писателей в мелочах, и … сему виноват Карамзин. Он сделал эпоху в русской литературе… Но — скажем откровенно — он более вреден, нежели полезен литературе нашей, и вреден потому более, что так хорошо пишет… Пусть бы писали хуже, но только бы писали оригинальнее, важнее, мужественнее, и не столько занимались мелочными родами” (25). Таким образом, Карамзина упрекали не в том, что он дерзкий новатор, а в том, что его новаторство повернуло русскую литературу на неверный путь иностранных заимствований.
Участники общества задавали вопрос: “Есть литература французская, немецкая, англинская, но есть ли русская?” (26) Это был вопрос романтического содержания, ведь именно романтиков прежде всего интересовала проблема народности. Их ответ на собственный вопрос был категоричен: русской литературы нет (“Можем ли мы употреблять это слово? Не одно ли это пустое название, тогда когда вещи в самом деле не существуют” (27)). Винили в этом Карамзина, который увлёк литературу проблемой личности, уводя от проблемы народности. Участники “Дружеского литературного общества” намерены были направить русскую литературу иначе: “Иногда один человек явится и, так сказать, увлечёт за собою своих современников. Мы это знаем; мы сами имели Петра Великого, но такой человек для русской литературы должен быть теперь второй Ломоносов, а не Карамзин. Напитанный русской оригинальностию, одарённый творческим даром, должен он дать другой оборот нашей литературе; иначе дерево увянет, покрывшись приятными цветами, но не показав ни широких листьев, ни сочных питательных плодов” (28).
Содействовать такой ориентации русской литературы участники “Дружеского литературного общества” решили с помощью литературной критики, расчищая место для будущего национального гения. Критические статьи А.Ф.Мерзлякова, Андрея И.Тургенева и В.А.Жуковского интересный материал для понимания истоков русского романтизма.
Особый интерес представляют поэтические произведения участников общества, в них видно, насколько им удалось приблизиться к новому качеству литературы.
“Элегия” (1802) Андрея И. Тургенева принадлежит к наиболее значительным явлениям русской лирики начала XIX века. Она определила весь набор мотивов русской романтической элегии: осенний пейзаж, сельское кладбище, звон вечернего колокола, размышления о ранней смерти и мимолетности земного счастья (Ю.М.Лотман), Тургенев впервые показал, “какие выразительные возможности заключает в себе сопоставление осеннего угасания природы с угасанием человека и человеческого счастья” (Л.Г.Фризман) (29). Сами по себе мысли и образы элегии не были чем-то неслыханно новым для поэзии тех лет, новыми были поэтические средства для их выражения.
Главное открытие “Элегии” Андрея Тургенева, предвосхитившее открытие В.А.Жуковского — “текст стихотворения может значить больше, чем простая сумма значений всех составляющих его слов” (30). Это открытие принципиально отличало А.И.Тургенева от карамзинистов с их требованием ясности, простоты, “здравого смысла”, но этим открытием Андрей Тургенев обязан именно карамзинистам с их поэтикой смысловых сдвигов, виртуозным искусством соблюдать и одновременно нарушать литературные нормы:
Угрюмой Осени мертвящая рука a
Уныние и мрак повсюду разливает; b
Холодный, бурный ветр поля опустошает, b
И грозно пенится ревущая река, a
Где тени мирные доселе простирались. c
Беспечной радости где песни раздавались, — c
Поблекшие леса в безмолвии стоят, d
Туманы стелются над долом, над холмами. e
Где сосны древние задумчиво шумят d
Усопших поселян над мирными гробами, e
Где всё вокруг меня глубокий сон тягчит, a
Лишь колокол нощной один вдали звучит, a
И медленных часов при томном ударенье b
В пустых развалинах я слышу стон глухой, — c
На камне гробовом печальный тихий Гений b
Сидит в молчании с поникшею главой; c
<…> (31)
Шестистопный ямб имел в русской поэзии прочную традицию (“Елисей” В.Майкова, “Росииада” М.М.Хераскова, “Димитрий Самозванец” А.П.Сумарокова), по аналогии со своим французским образцом (“александрийским стихом”) он употреблялся обычно в виде двустиший с парной рифмовкой (32). Читатель “Элегии”, естественно, настраивался на парные рифмы и соответствующие рассудительно-неторопливые интонации, ждал от текста рассуждения. Однако Тургенев, судя по названию и жанру “Элегии”, хотел создать медитацию и сознательно нарушал читательские ожидания.
Элегия начинается четырехстишием с опоясывающей рифмой (abba), что было очень необычно для 6-стопного ямба, для большого текста. Далее стихи располагаются по ещё более странному рисунку — двустишие с парной рифмой и четверостишие с перекрёстной рифмой (ccdede) — объяснение чему найти трудно, но возможно. Первый стих напоминает оды Ломоносова и жанровая модель оды накладывается на весь текст элегии, при этом очевидным становится несоответствие, особенно в строфике. Однако при таком сравнении с одой становится понятным, что abbaccdede — это одическая строфа наоборот (ababccdeed). Если к этому вспомнить слова Андрея Тургенева об ожидании нового Ломоносова, то сравнение “Элегии” с одической традицией будет вполне обоснованным. Как бы то ни было, но и без учёта ожиданий оды, “Элегия” строится на несоответствиях графического деления текста и строф. Текст разбит на неравные части, причём пробелы часто проходят посреди “строфы”. Как только текст наберет инерцию строфы, Тургенев стремится её нарушить: то графически, пробелами, то введением стихов с традиционной парной рифмой. В результате возникают вариативные смыслы: по строфике рождаются одически напряженные интонации (“Холодный, бурный ветр поля опустошает, И грозно пенится ревущая река”), по ритму 6-стопного ямба — интонации эпически неторопливые (“Где сосны древние задумчиво шумят Усопших поселян над мирными гробами”), по графическому нерегулярному рисунку — элегические мечтательные интонации (“Всё вкруг меня глубокий сон тягчит, Лишь колокол нощной один вдали звучит”). Всё вместе воспринимается как сложная система пересечений смыслов, рождает богатство смыслов, которое не передать прозаическим пересказом стиха. Текст элегии оказывается чем-то бульшим, чем сумма значений слов, его составляющих. Смыслы рождаются “поверх” слов.
Очевидно. Что Тургенев использует поэтику мельчайших смысловых сдвигов, предложенную карамзинистами, но в результате создаёт текст, который нельзя назвать простым, ясным, лёгким для понимания, он возвращает читателя к традиции затруднённого одического текста, что полностью противоречит карамзинизму.
“Элегия” А.Тургенева наглядно демонстрирует, что ранние романтические веяния возникли на волне протеста против засилия карамзинистов, но в значительной мере они и продолжали поэтические открытия карамзинистов.
“Вестник
Европы”
Когда Андрей Тургенев упрекал Карамзина во вредном влиянии на нашу литературу, он упускал из виду, что Карамзина самого тоже могли коснуться романтические веяния и он может развиваться, причём даже более радикально, чем его критики. С 1802 года Карамзин стал издавать журнал “Вестник Европы” и тем самым положил начало систематическому освещению русской и западноевропейской действительности с позиций зарождающегося романтизма.
Журнал представлял собой издание нового типа. Номер состоял из трёх отделов — литературы, критики и политики; публикуемые материалы подбирались таким образом, что получалось единое смысловое целое. Общая задача журнала — изложение широкой программы развития национально-самобытной литературы. В отделе политики красной нитью проводилась идея усиления самодержавия, государственности, сравнение Наполеон-Александр I. В отделе критики печатались статьи о месте и роли литературы в общественной жизни, о причинах, замедляющих её успехи и появление новых авторов, о том, что определяет её развитие по пути национальной самобытности. По мысли Карамзина у писателей огромные возможности влияния на общество: “Авторы помогают согражданам лучше мыслить и говорить” (“Отчего в России мало авторских талантов?”) (33). Литература, утверждает теперь Карамзин, “должна иметь влияние на нравы и счастие”, каждый писатель обязан “помогать нравственному образованию такого великого и сильного народа, как российский; развивать идеи, указывать новые красоты в жизни, питать душу моральными удовольствиями и сливать её в сладких чувствах со благом других людей” (“Письмо к издателю”) (34). В этом нравственном образовании главная роль должна принадлежать патриотическому воспитанию. Чем сильнее любовь к отечеству, тем яснее путь гражданина к собственному счастью. Идеи “романтического патриотизма” изложены Карамзиным в своеобразном манифесте нового Карамзина — статье “О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств” (1802) (35).
В отделе литературы Карамзин печатал произведения, наиболее близкие программе журнала, например, “Сельское кладбище” В.А.Жуковского (кстати, именно Жуковскому в 1808 году Карамзин передал издание “Вестника Европы”, после чего сам занялся написанием 12-томной “Историей государства Российского”).
Важное качество карамзинского “Вестника Европы” — он не был изданием одного автора, а стал своеобразным центром общения писателей. Журнал предоставлял свои страницы писателям если не противоположных направлений и школ, то во всяком случае заметно отличавшимся между собой. В “Вестнике Европы” сотрудничали Г.Р.Державин, И.И.Дмитриев, В.А.Жуковский, В.Измайлов и др. Журнал объединял лучшие литературные силы и синтезировал новое качество русской литературы.
“Вестник Европы” был самым известным, но не единственным журналом. Писатели иных взглядов или те же, которые печатались у Карамзина, публиковали свои сочинения в “Севреном вестнике” (1804-05) И.И.Мартынова, “Журнале российской словесности” (1805) Н.П.Брусилова, “Северном Меркурии” (1805) и “Цветнике” (1809-1810) А.Е.Измайлова и А.П.Бенитцкого; оппозиционным “Вестнику Европы” был журнал С.Н.Глинки “Русский вестник” (1808-1824); известность получил патриотический журнал “Сын Отечества” Н.И.Греча, возникший во время Отечественной войны 1812 года. Журналы объединяли авторов и способствовали эстетическому самоопределению разных тенденций и направлений литературного процесса.
“Вольное общество любителей словесности, наук и художеств”
К 1810-м годам литературная жизнь в России начала приобретать более чёткие контуры благодаря во многом литературным кружкам и обществам, во множестве появившимся после известного “Дружеского литературного общества”. Литературные общества возникали и распадались, “переливаясь” в другие, смыкались с журналами, издавали собственные — шёл процесс кристаллизации эстетических взглядов и поэтических принципов рождающегося романтизма. Проследить спутанные линии этого процесса — задача невыполнимая в жанре лекции, поэтому отметим лишь наиболее заметные явления.
В 1801 году в Санкт-Петербурге а противовес другой литературной столице — Москве, — где появилось “Дружеское литературное общество”, было организовано “Вольное общество любителей словесности, наук и художеств”, которое соединило тех, чьи взгляды не совпадали ни с карамзинистами, ни с их соперниками из “Дружеского литературного общества”. “Вольное общество любителей словесности, наук и художеств” объединило литераторов (Г.П.Каменев, И.М.Борн, В.В.Попугаев, И.П.Пнин, А.Х.Востоков, Д.И.Языков, А.Е.Измайлов), скульпторов (И.И.Теребенев, И.И.Гальберг), художников (А.И.Иванов), священников, археологов, историков, медиков, чиновников. Общество развивало особенное литературное направление, назвать которое исследователями предлагалось, например, термином “ампир” (36). Ампиром (от французского empire — империя) принято называть стиль западноевропейского искусства позднего классицизма, главным образом в архитектуре и изобразительном искусстве; для ампира характерно сочетание торжественной монументальности с пышностью и богатством внутреннего убранства, отделки, подражание художественным образцам Рима времён Империи. Ампир выражал идею национальной гордости и независимости (например, Триумфальная арка в Париже). Другие исследователи (37) полагают, что более уместно определения “барокко” или “рококо”. Стиль барокко (от итальянского barocco — причудливый) в архитектуре воплощался в богатстве пластической отделки фасадов и помещений, в парадных интерьерах с многоцветной скульптурой, лепкой, резьбой, позолотой, живописными плафонами; стиль выражал идею безграничного многообразия и вечной изменчивости мира. Стиль рококо отличался от барокко большим маньеризмом, прихотливостью, грациозностью, зачастую пасторальными и эротическими мотивами; стиль выражал идею катастрофического состояния мира и исчезающего порядка. Для мировоззрения участников “Вольного общества любителей словесности, наук и художеств” свойственно было и ощущение национальной гордости и независимости, и ощущение непрочности и изменчивости мира, и ощущение распадающегося порядка в мире — эта противоречивая смесь идей, с трудом поддающаяся однозначному определению, породила достаточно узнаваемый литературный стиль.
Для творчества участников “Вольного общества любителей словесности, наук и художеств” характерен интерес к жанрам классицизма, стилизация поздней античности, орнаментальность. Поэты используют жанры оды, эпитафии, надписи, миниатюры, горацианские мотивы эпикурейских наслаждений в бренном неустойчивом мире:
Премудро скрыли боги грядущее
От наших взоров тёмною нощию,
Смеясь, что мы свои заботы
Вдаль простираем. Что днесь пред нами,
О том помыслим! Прочнее, столько же
Как Тибр, измене всякой подвержено:
Река, впадающая в море
Тихо в иной день, брегам покорно <…>
(А.Х.Востоков. “К Меценату,
о спокойствии духа”. 1805) (38)
Однако поэты “Вольного общества любителей словесности, наук и художеств” владели и стилем карамзинистов, особенно после 1809 г., когда в общество были приняты Д.Н.Блудов, Д.В.Дашков, В.Л.Пушкин. Кроме перечисленных поэтов в общество входили К.Н.Батюшков, С.С.Боборов, Н.И.Гнедич, А.Ф.Мерзляков. Эстетические принципы “Вольного общества любителей словесности, наук и художеств” с трудом поддаются систематизации, так как слишком широк диапазон стилей, направлений и их оттенков, соединившихся в обществе, а главное — шёл интенсивный процесс скрещивания индивидуальных творческих манер. И всё-таки эстетическая основа этого движения была, назвать её можно термином “неоклассицизм”. Неоклассицизм характеризуется интересом к античности, к литературе классицизма, предпочитает строгость и ясность стиля, не исключает подражательности; неоклассицизм противопоставлял неустойчивому миру житейской суеты вечные эстетические ценности — необязательно связанные с античностью и эпохой классицизма. Эстетические принципы неоклассицизма допускали то, что происходило в “Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств” — сосуществование разнонаправленных эстетических систем карамзиниста В.Л.Пушкина, оппонента карамзинистов А.Ф.Мерзлякова, “классика” Н.И.Гнедича и др.
“Московское общество любителей
русской словесности”
Не было строгой стилистической выдержанности и в “Московском обществе
любителей русской словесности”, возникшем в 1811 году (частично по аналогии с
петербургским “Вольным обществом…”). В нём участвовали авторы разных
направлений: В.А.Жуковский и К.Н.Батюшков, А.Ф.Воейков, А.Ф.Мерзляков,
Ф.Н.Глинка. Историко-литературное значение таких (“смешанных”) обществ в том,
что они объективно продолжали поляризацию литературных движений, причём одно
общество, берущее начало в карамзинизме, формируется преимущественно в Москве,
а полярно противоположное литературное движение — в Петербурге. Существование
двух столиц литературного мира стало особенностью русской литературы начала XIX
века, местопребывание поэта стало сигналом его идеологической и эстетической
ориентации (“московские воздыхатели” и “петербургские ревнители”).
“Беседа любителей русского
слова”
Организатором и главой знаменитого литературного общества “Беседа
любителей русского слова” (1811-1816) был А.С.Шишков, автор “Рассуждения о
старом и новом слоге российского языка” (1803), в котором он критиковал
карамзинскую теорию нового литературного языка и предлагал свою.
Шишков критиковал Карамзина не за отход от классицизма и движение к
романтизму, а за неверное — непатриотическое — направление языковой реформы:
“Вместо изображения мыслей своих по принятым издревле правилам и понятиям,
многие веки возраставшим и укоренившимся в умах наших, изображаем их по
правилам и понятиям чужого народа”. Антитеза “классик-романтик” применительно к
Шишкову и Карамзину явно не годится, хотя бы потому, что невозможно установить
кто есть кто: Шишков, заботясь о народности русской литературы, оказывается
более романтик, чем Карамзин. Но ведь и Карамзин не классик. Ситуация должна
быть описана в других терминах.
Спор между “шишковцами” и “карамзинистами” шёл о проблеме нового слога.
Карамзин предлагал синтезировать сложившееся двуязычие (русский и французский)
в единый европеизированный русский язык, язык приятный и усреднённый — общий
для письменной литературы и для устного общения. Шишков высказал опасение об
утрате национальной самобытности в таком языке и предложил следующее. Во-первых,
не усреднять язык, сохранить различие между книжным и разговорным: “Учёный язык
для приобретения важности требует всегда некоторого отличия от простонародного.
Он иногда сокращает, иногда совокупляет, иногда изменяет, иногда выбирает
слово. <…> Где надобно говорить громко и величаво, там предлагает он
тысячи избранных слов, богатых разумом, заумных и совсем особых от тех, какими
мы в простых разговорах объясняемся” (39).
Во-вторых, книжный язык нужно создавать не по принципу
лёгкости, приятности, сглаженности, а по принципу богатства лексики,
глубокосмысленности, звучности национального языка; Шишков предлагает
синтезировать высокий (по ломоносовской теории) стиль с его архаизмами, средний
стиль с языковыми чертами народной песни и частично “низкую лексику”, “дабы
уметь в высоком слоге помещать низкие мысли и слова, таковые, например, как:
рыкать, … тащить за волосы, … удалая голова и тому подобное, не унижая ими
слога и сохраняя всю важность оного” (40).
Характерен известный анекдот о Шишкове: “Однажды он измарал
великолепный альбом одной хорошей знакомой, вычеркнув в нём все русские имена,
подписанные по-французски, и вместо них подписал те же имена крупным
полууставом и ко всему прибавил свои стихи:
Без белил ты, девка, бела,
Без румян ты, девка, ала,
Ты честь-хвала отцу-матери,
Сухота сердцу молодецкому”.
Таким образом, мысль Шишкова была направлена против сглаженности и эстетизма карамзинистов, салонной изящности альбомных стихов, а не против романтических веяний. И Карамзин, и Шишков стоят на предромантических позициях и спорят лишь о путях становления романтизма.
Эту ситуацию наиболее удачно описал Ю.Н.Тынянов, предложив термины “архаисты” и “новаторы”. Архаисты — это Шишков, его сторонники, участники “Беседы…”, причём есть старшие архаисты (А.С.Шишков, Г.Р.Державин, И.А.Крылов, А.А.Шаховской, С.А.Ширинский-Шихматов) и младшие, “младоархаисты” (П.А.Катенин, А.С.Грибоедов, В.К.Кюхельбекер). Последние отличались даже бульшим радикализмом, они нападали на карамзинистов не только за гладкость и приятность языка на французский манер, но за неуважение к народной вере и обычаям. Так известная полемика Катенина и Жуковского о жанре баллады развивалась как о народной вере и суевериях. “Новаторы” — это не только карамзинисты, но те поэты, кто был близок и стал участником литературного общества “Арзамас”, организованном в 1816 году в пику “Беседе…”.
“Арзамас”
Мысль организовать собственное литературное общество возникла у молодых сторонников Карамзина задолго до появления “Арзамаса”. В 1815 году П.А.Вяземский в письме А.И.Тургеневу говорил: “Отчего дуракам можно быть вместе? Посмотри на членов “Беседы”: как лошади всегда в одной конюшне… По чести, мне завидно, на них глядя… Когда заживём по-братски: и душа в душу и рука в руку?” Повод вскоре появился.
В 1816 году один из участников “Беседы…” А.А.Шаховской (ранее в комедии “Новый Стерн” осмеявший Карамзина) опубликовал комедию “Урок кокеткам, или Липецкие воды”, где в образе слезливо-кокетливого поэта Фиалкина осмеял Жуковского (41). Вот фрагмент 2 явления 5 действия, где смотритель бань Семен встречается с поэтом Фиалкиным:
“С е м е н и Ф и а л к и н (в тёмном плаще, с гитарою, робко крадётся)
С е м е н
(идет к Фиалкину)
Кто крадётся сюда?
Ф и а л к и н
(встретясь с
Семеном, вскрикивает)
О, страх!
С е м е н
(испугавшись,
отскакивает)
Что сделалось? Чего вы испугались?
Ф и а л к и н
Насилу я дышу: ах, вы мне показались
Тем мертвецом, что в гроб невесту…
С е м е н
Вся беда
От старых мамушек.
Ф и а л к и н
Я мамушек не знаю.
С е м е н
Так мертвецами где ж напуганы?
Ф и а л к и н
В стихах,
В балладах, ими я свой нежный вкус питаю:
И полночь, и петух, и звон костей в гробах,
И, чу!… всё страшно в них; но милым всё приятно,
Всё восхитительно! хотя невероятно <…>”.
“Липецкие воды” вызвали “страшную войну на Парнасе”. П.А.Вяземский, В.Л.Пушкин, Д.Н.Блудов, Д.В.Дашков и др. выступили на защиту Жуковского, который в распре принципиально не участвовал, считая напрасным воевать с “глупостью”. Литературная битва определила круг единомышленников, до этого имевших неоднозначные взаимоотношениях. Д.Н.Блудов написал сатирический памфлет “Видение в какой-то ограде, изданное обществом учёных людей”, где якобы в г. Арзамасе автор “Липецких вод” заночевал на постоялом дворе и случайно увидел собрание безвестных любителей словесности. По мотивам этого памфлета возникла идея организовать общество безвестных любителей словесности. По мотивам этого памфлета возникла идея организовать общество безвестных любителей словесности, в числе которых В.А.Жуковский, К.Н.Батюшков, А.С.Пушкин и мн. др. Всем участникам присвоили шуточные прозвища, взятые из баллад Жуковского, а именно: В.А.Жуковский — Светлана, П.А.Вяземский — Асмодей, Д.В.Дашков — Чу, А.И.Тургенев — Эолова арфа, Д.Н.Блудов — Кассандра, А.С.Пушкин — Сверчок, В.Л.Пушкин — Вот я Вас, Ф.Вигель — Ивиков журавль, Д.П.Северин (дипломат) — Резвый Кот, С.С.Уваров — Старушка, С.П.Жихарев — Громобой, М.Орлов (будущий декабрист) — Рейн, Д.И.Давыдов — Армянин, К.Н.Батюшков — Ахилл, А.И.Плещеев — Чёрный вран, А.Ф.Воейков — Дымная печурка, Ник. Муравьев — Адельстан, Н.Тургенев — Варвик и т.д. Прозвища арзамасцев продолжали традиции “галиматьи” и “бессмыслицы” карамзинизма.
Собрания общества проходили в Москве, заседания пародировали заседания
“Беседы…”, которая в свою очередь подражала заседаниям Французской Академии:
имели свой устав, обязательные речи при приёме в общество. “Арзамасские” заседания
начинались выбором председателя, который надевал красный (якобинский) колпак и
обращался к собравшимся: “Граждане…”. Похвальное слово председателя обычно
вышучивало кого-либо из архаистов. Каждый новый член “Арзамаса” проходил через
обряд посвящения (пародия на масонский) и произносил “похвальную речь” своему
“покойному” предшественнику из числа здравствующих членов “Беседы”. Протоколы
писал Жуковский-Светлана. В конце заседания поедался жареный гусь — эмблема
“Арзамаса” (42).
Шуточные ритуалы не были, конечно, основным содержанием “арзамасских”
заседаний — “всё это лежало на втором плане”, “общество служило только
оболочкой нашего нравственного братства… ядро, сердцевина его сохраняли всегда
свою первоначальную свежесть” (П.А.Вяземский). “Это было общество молодых
людей, связанных между собой одним живым чувством любви к родному языку и
литературе… Лица, составлявшие его, занимались строгим разбором литературных
произведений, применением к языку и словесности отечественной источников
древней и иностранной литератур, изысканием начал, служащих основанием твёрдой,
самостоятельной теории языка и пр.” (С.С.Уваров). “Это была школа взаимного
литературного обучения, литературного товарищества” (П.А.Вяземский).
“Арзамас” просуществовал в таком виде до 1819 г., когда новые члены
общества М.Ф.Орлов, Н.Тургенев, Ник. Муравьев попытались придать ему
политическое направление, организовать арзамасский журнал. Эти тенденции
привели к угасанию “Арзамаса” и возникновению в 1818-1819 годах декабристских
литературных обществ “Зелёная лампа” (А.С.Пушкин, Ф.Н.Глинка, А.Дельвиг,
Н.И.Гнедич) и “Вольное общество любителей российской словесности” (Д.Хвостов,
Ф.Н.Глинка, А.А.Бестужев, К.Ф.Рылеев, В.К.Кюхельбекер, О.М.Сомов) — но это
явления иного порядка (литературные филиалы политических обществ). Иное
качество имело знаменитое московское “Общество любомудров” (1823) —
В.Ф.Одоевский, Д.В.Веневитинов, И.В.Киреевский, С.П.Шевырёв, М.П.Погодин —
оноболее тяготело к философской проблематике, имея при этом особенный взгляд на
задачи литературы.
Исход борьбы “Арзамаса” и “Беседы”, карамзинистов и шишковцев и, шире,
исход борьбы новаторов и архаистов решила сама история. По какому из
предложенных путей пошло развитие русской романтической литературы и Пушкина?
Ответить однозначно трудно. В литературе осуществился сложный синтез архаизма и
новаторства (43), из
двух разнородных начал вдруг возникло третье. А.С.Пушкин, несмотря на свое
участие в арзамасском братстве “сходится с младшим архаистами в их борьбе
против маньеризма, эстетизма, против перифрастического стиля — наследия
карамзинистов, и идет за ними в поисках “нагой простоты”, “просторечия”, но в
одном из существенных пунктов литературной теории младших архаистов, в вопросе
о воскрешении высокой лирической поэзии, Пушкин резко разошёлся с ними” (44).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ПРОБЛЕМА ПЕРИОДИЗАЦИИ
Завершая очерк литературно-общественного движения первой трети XIX
века, приходится признать, что некоторых важных явлений литературной жизни
эпохи не удалось даже коснуться (например, о роли масонских обществ в
литературной жизни тех лет), названы далеко не все литературные общества,
кружки, салоны, журналы, альманахи. Однако сказанного достаточно, чтобы сделать
некоторые выводы.
Начавшаяся в XIX веке литературная эпоха не была простым продолжением
литературного процесса XVIII столетия. На рубеже веков, в 1790-1810-х годах,
возник сложнейший кризис процесса европеизации России, когда под сомнение была
поставлена сама идея европеизации и русская культура вновь совершала выбор пути
развития на столетие вперед.
Временные границы рассматриваемой эпохи установить нетрудно: 1790-ые
годы (публикация “Писем русского путешественника” Н.М.Карамзина, издание им
“Московского журнала”) — 1830-ые годы (смерть А.С.Пушкина в 1837 году, а затем
смерть М.Ю.Лермонтова в 1841 г. и тогда же завершение работы Гоголя над первым
томом “Мёртвых душ”). Гораздо труднее дать периодизацию эпохи. Вузовские
учебники недавно утверждали, что весь XIX век русской литературы делится на три
периода (дворянский, революционно-демократический, пролетарский) или, в другой
версии, на два (романтизм и реализм). При таком взгляде первые три десятилетия
XIX века оказывались единым периодом, что противоречит фактам: от “Элегии”
Андрея Тургенева и “Сельского кладбища” Жуковского до “Капитанской дочки”
Пушкина русская литература существенно изменилась.
Периодизация зависит от того, как историк литературы понимает основное
содержание эпохи: борьба классиков и романтиков? архаистов и новаторов?
предромантизма, романтизма и зарождающегося реализма? В литературоведении до
сих пор нет единого мнения по этому вопросу, поэтому периодизация может
предлагаться на правах гипотезы.
Конец 1790-х — 1800-ые гг. Карамзинский период. “Вестник Европы”
Карамзина. Литературная деятельность М.Н.Муравьева. Возникновение
многочисленных литературных обществ. Развитие поэзии карамзинистов
(“поэтической бессмыслицы”, “галиматьи”, фамильярной дружеской поэзии, изящной
салонной поэзии и пр.)
1810-ые гг. Становление романтизма. “Вестник Европы” под редакцией
В.А.Жуковского и М.Т.Каченовского. Противостояние “Беседы…” и “Арзамаса”. Спор
о жанре баллады, народности, о литературном языке. “Психологический романтизм”
В.А.Жуковского, “мечтательный романтизм” К.Н.Батюшкова.
1820-1830-ые гг. Пушкинский период. Эволюция романтизма в творчестве
Пушкина. “Гражданский романтизм” декабристов. А.С.Грибоедов. Поэты пушкинского
круга. М.Ю.Лермонтов. Н.В.Гоголь.
Предлагаемую периодизацию не следует рассматривать как окончательное
решение проблемы, так как в ней не нашлось отдельного места таким событиям как
война 1812 года и декабрьское восстание 1825 года, которые были важнейшими
вехами в русской жизни, породившими новые мощные творческие импульсы.
СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
- “Арзамас” и арзамасские протоколы. – Л., 1933.
- А.Н.Соколов. История русской литературы XIX века. Первая половина. – М.: “Высшая школа”, 1985. – С.4-43, 68-73.– (учебник).
- В.Э.Вацуро. Лирика пушкинской поры. “Элегическая школа”. – СПб.: Наука, 1994.
- Ванслов В.В. Эстетика романтизма. – М., 1966.
- Гиллельсон М.И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. – Л., 1974.
- Гиллельсон М.И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей. – Л., 1974.
- Гиппиус В.В. “Вестник Европы” 1802-1830 годов // Ученые зап. ЛГУ. Серия филол. наук. – 1939. – Вып.3. – С.201-228.
- Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. – М., 1965.
- Законы Дружеского литературного общества // Сб. Общества любителей российской словесности на 1891 год. – М., 1891. – С.1-14.
- История романтизма в русской литературе. 1790-1825-х годов. – Л., 1979. – С.17-110.
- История русской литературы / Под ред. В.Н.Аношкиной и С.М.Петрова – М., 1989. – (учебник).
- История русской литературы: в 4-х тт. – Т.2. – Л.: Наука, 1981. – С.11-103.
- История русской поэзии. – Т.1. – Л.: Наука, 1968. – С.3-236.
- К истории русского романтизма. – М: Наука, 1973. – С.5-38, 505-525.
- Карамзин Н.М Сочинения в двух томах. – Т.2. (Критика и публицистика) – Л.: Худож. лит., 1984.
- Клейменова Р.Н. Книжная Москва первой половины XIX века. – М.: Наука, 1991.
- Купреянова Е.Н., Макогоненко Г.П. Национальное своеобразие русской литературы. – Л.: Наука, 1976. – Часть 2.
- Лотман Ю.М. А.С.Кайсаров и литературно-общественная борьба его времени // Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. – Вып.63. – Тарту, 1958.
- Лотман Ю.М. Поэзия 1790-1810-х годов // Поэты 1790-1810-х годов. – Л., 1971 – сер. “Библиотека поэта. БС”.
- Маймин Е.А.О русском романтизме. – М., 1975. – С.3-24.
- Макогоненко Г.П. Был ли карамзинский период в истории русской литературы? // Русская литература. – 1960. – № 4. – С.3-32.
- Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. – М.: Наука, 1976.
- Проблемы романтизма. – Вып.1. – М.: Искусство, 1967; Вып.2. – М.: Искусство, 1971.
- Русский романтизм / Под ред. Н.А.Гуляева. – М., 1974.
- Тургенев А. Из дневника. // Восток–Запад. Исследования. Переводы. Публикации. – Вып.4. – М.: Наука, 1989. – С.100-139
- Тургенев А.И. Речь о русской литературе, прочитанная в “Дружеском литературном обществе” (1801) // Литературная критика 1800-1820-х годов. – М.: Худож. лит., 1980. – С.44. – сер. “Рус. лит. критика”.
- Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники — М.: Наука, 1969. – С.23-121.
- Шаховской А.А. Урок кокеткам, или Липецкие воды. // Шаховской А.А. Комедии. Стихотворения. – Л.: Сов. писатель, 1961. – С.119-264. – сер. “Библиотека поэта. БС”; или Стихотворная комедия, комическая опера, водевиль конца XVIII – начала XIX века: В 2-х т. – Т.2. – Л.: Сов. писатель, 1990. – С.8-146. – сер. “Библиотека поэта. БС”.
- Шетер И. Романтизм. Предыстория и периодизация // Европейский романтизм. – М., 1973. – С.51-89.
ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ И САМОПОДГОТОВКИ
- Почему литературу первой трети XIX века
назвать литературой периода романтизма будет неточно?
- Какие идеи определили духовные искания в
России начала XIX века?
- В чём принципиальное различие XVIII и
XIX столетий в решении проблемы личности и народности?
- Сравните мироощущение человека XVIII и
XIX века на примере стихотворения Г.Р.Державина “Евгению. Жизнь Званская”
и элегии В.А.Жуковского “Вечер”.
- Какую роль в истории романтизма сыграла
Французская революция 1789-1794 гг.?
- Как вы понимаете фразу “для русского
сознания начала XIX века характерен просветительский пессимизм”?
- Назовите основные положения карамзинской
теории нового русского “слога”.
- Назовите основные положения языковой
программы А.С.Шишкова.
- Что означает карамзинское требование
сделать литературный язык для читателя “языком его собственного сердца”?
- Докажите, что в поэзии Н.М.Карамзина
поэтическое слово утратило декламационную установку.
- Почему поэзия карамзинизма предпочитала
издания карманного формата?
- Как карамзинисты относились к принципу
затрудненного текста?
- Проиллюстрируйте анализом любого текста
поэтику “мельчайших семантических сдвигов” в лирике карамзинистов?
- Какое место в поэтической системе
карамзинизма занимала “галиматья” и “бессмыслица”?
- Почему А.Ф.Воейков не понимал пушкинскую
метафору “с пылающим челом”?
- Какова судьба периферийных жанров
карамзинизма (фамильярной дружеской поэзии, гусарщины и др. в истории
русской поэзии?.
- Что вы знаете о причинах возникновения
“Дружеского литературного общества” (1801)? Какие цели ставило? Как
относилось к карамзинизму?
- Что, на ваш взгляд, является главным
открытием “Элегии” Андрея Тургенева?
- В чём заключалось “вредное”, по мнению
Ан. Тургенева, влияние Карамзина на русскую литературу?
- Какие цели ставил карамзинский “Вестник
Европы” перед русской литературой?
- Перечислите известные вам журналы начала
XIX в.?
- Какое место в расстановке литературных
сил начала XIX века занимало “Вольное общество любителей словесности, наук
и художеств”? Назовите его участников. Почему направление общества
определяют как “ампир”, или “барокко”, или “неоклассицизм”?
- Почему Москву и Петербург можно назвать
двумя столицами русского литературного мира?
- Что вы знаете об участниках и идеях литературного
общества “Беседа любителей русского слова”?
- Почему полемику “карамзинистов” и
“шишковцев” нельзя описать антитезой “романтики — классики”?
- Кто автор терминов “архаисты” и
“новаторы”? Раскройте значения терминов.
- Как А.С.Пушкин относился к “младоархаистам”?
- Какой повод ускорил образование общества
“Арзамас”? Почему оно так называется? Участники. Вспомните арзамасские
прозвища поэтов, каково их происхождение?
- Что было серьёзным содержанием
“Арзамаса”? Какова роль “Арзамаса” в истории русской литературы? Судьба
общества до и после 1818 г.
- Есть ли победитель в борьбе “архаистов”
и “новаторов”?
- Назовите основные этапы литературного
процесса первой трети XIX века.
1. Противоречия свойственны даже лучшим учебникам. Так, например, в учебнике А.Н.Соколова (История русской литературы XIX века. Первая половина. – М.: “Высшая школа”, 1985.) декабристская поэзия названа “революционным романтизмом” (С.131), а творчество поэтов “пушкинского круга” — “прогрессивным романтизмом” (166), хотя в советскую эпоху слова “прогрессивный” и “революционный” были синонимами. Противоречие вызвано идеологической подоплёкой: “арзамасец” А.Дельвиг, к примеру, и декабрист К.Рылеев были литературными противниками, но Дельвиг был лицейским товарищем и литературным союзником А.С.Пушкина, поэтому оказался в “прогрессивном романтизме”, К.Рылеев не был другом А.С.Пушкина (однажды между ними будто бы намечалась дуэль, см.: Черейский Л.А. Пушкин и его окружение. – Л.: “Наука”, 1988. – 381), был скорее оппонентом, но назвать его непрогрессивным было нельзя, ведь Рылеев — один из лидеров декабристского движения, поэтому его творчество получило определение “революционный романтизм”. Такого рода компромиссы между политической идеологией и наукой искажают историю литературу порой до неузнаваемости. И
2. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники — М.: Наука, 1969 — С.23. А.С.Пушкин, например, различал два вида классицизма (древний и французский) и два вида романтизма (готический и новейший) — см.: Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10-ти тт. – Т.7. – Л.: “Наука”, 1978. – С.84. И
3. Вузовские учебники, как правило, утверждают прямо противоположное: “К началу XIX века на смену старой местной и национальной замкнутости приходят всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. <...> Изучать русскую литературу мы должны не в отрыве от общего мирового литературного процесса, а в связи с ним. Особенно такие проблемы, как возникновение и развитие романтизма ... “ (История русской литературы / Под ред. С.М.Петрова. Изд. 3-е. Т. 1. – М., 1970. – С. 11. Буквально те же слова повторяются и в более современном учебнике под ред. В.Н.Аношкиной и С.М.Петрова, изданном в 1989 году – см. С. 6). И
4. Лотман Ю.М. Поэзия 1790-1810-х годов // Поэты 1790-1810-х годов. – Л., 1971 – сер. “Библиотека поэта. БС”. В данном случае слова “народность”, “народ” прежде всего следует понимать не в социальном смысле, а иметь в виду этимологическое значение: “люд, народившийся на известном пространстве” (Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. – Т.2. – М., 1989. – С. 461). В слове “народ”, как и в слове “природа”, в данном случае актуален смысл “все, кто народился, всё, что народилось”, то есть важно значение стихийного нарождения, в противоположность своеволию личности. И
5. Державин Г.Р. Сочинения. – Л.: “Худ. лит.”, 1987. – С.200, 201. И
6. Жуковский В.А. Сочинения: в 3-х тт. – Т.1. – М.: “Худ. лит.”, 1980. – С.48, 49. И
7. Этот процесс развивался постепенно и начался ещё в XVIII столетии. Ясное представление об этом разочаровании даёт многотомное мемуарное повествование А.Т.Болотова. См.: Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Т.1-3. – М.: “Терра”, 1993. И
8. Лотман Ю.М. Поэзия 1790-1810-х годов // Поэты 1790-1810-х годов. – Л., 1971. – С. 9. И
9. Карамзин Н.М Сочинения в двух томах. – Т.2. – Л.: Худож. лит., 1984. – С.124. И
10. Термин “установка слова” принадлежит Ю.Н.Тынянову. О значении термина см. его в статьях “Ода как ораторский жанр” (1922) и “О литературной эволюции” (1927): Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. – М.: Наука, 1977. – С.228, 278-279, [528]. И
11. Впервые опубликована: Московский журнал. – 1791. – № 6. Цит. по изд.: Русская элегия XVIII – начала XX века: Сборник / Вст. ст., сост., подгот. текста, примеч. и биограф. Справочник авторов Л.Г.Фризмана — Л.: Сов. писатель, 1991. – С.118. – сер. “Библиотека поэта. БС”. И
12. Стихи, как известно, имеют свою “грамматику”. В стиховом тексте пауза в конце каждого стиха имеет гораздо большее значение, чем пауза, создаваемая в стихах запятыми, тире, точками и т.п., поэтому стиховой текст прежде всего читается по стихам, а не по предложениям с соблюдением всех знаков препинаний. Чаще всего синтаксическая и стиховая паузы совпадают, но иногда, как в данном случае с элегией Карамзина, поэт специально создает их противоречие, добиваясь таким образом “двусмысленности” текста. И
13. Подробно об этом см.: Клейменова Р.Н. Книжная Москва первой половины XIX века. – М.: Наука, 1991. – 240 с. И
14. Лотман Ю.М. Указ. соч. – С.6. И
15. Подробнее об этом см.: Лотман Ю.М. Указ соч. – С.11-15 и далее. И
16. Пушкин В.Л. Стихи. Проза. Письма. – М.: Сов. Россия, 1989. – С.40. И
17. К высокому стилю в лирическом роде относилась ода с характерной для риторической поэзии затрудненностью текста, которая достигалась, в том числе, и синтаксической инверсией. (См. об этом: Тынянов Ю.Н. Ода как ораторский жанр // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. – М.: Наука, 1977.) В начале XIX века в лирике существовало всего два “разрешенных” жанра и стиля — одический и элегический, всё остальное считалось “мелочью”, “безделками”. Смешение одического и элегического в одном тексте допускалось редко и выглядело как исключение из правила. И
18. Цит. по изд.: Лотман Ю.М. Указ. соч. – С. И
19. Жуковский В.А. Полное собрание сочинений в 12-ти томах. Под ред. А.С.Архангельского. – Спб.: Изд. А.Ф.Маркса, 1902. – Т. 2 И
20. Письмо к А.И.Тургеневу от <20-21 декабря 1814 г.> // Батюшков К.Н. Сочинения. В 2-х тт. –Т.2. – М., 1989. – С.315. И
21. Жуковский В.А. Сочинения. В 3-х тт. – Т.1. – М.: Худож. лит., 1980. – С.211-215. И
22. Пушкин В.Л. Стихи. Проза. Письма. – М.: Сов. Россия, 1989. – С.42. И
23. См. об этом: Одиноков В.Г. “И даль свободного романа…” – Новосибирск: Наука, 1983; Никишов Ю.М. “Даль свободного романа” как композиционный приём в “Евгении Онегине”. // Болдинские чтения. – Горький: Волго-Вятское книжное издательство, 1985. – С.46-55. И
24. Лотман Ю.М. Указ. соч. – С.32. И
25. Цит. по изд.: Лотман Ю.М. А.С.Кайсаров и литературно-общественная борьба его времени // Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. – Вып.63. – Тарту, 1958. Дневник Андрея Тургенева частично опубликован в изд.: Восток–Запад. Исследования. Переводы. Публикации. – Вып.4. – М.: Наука, 1989. – С.100-139. И
26. Тургенев А.И. Речь о русской литературе, прочитанная в “Дружеском литературном обществе” (1801) // Литературная критика 1800-1820-х годов. – М.: Худож. лит., 1980. – С.44. – сер. “Рус. лит. критика”. См. также: Законы Дружеского литературного общества // Сб. Общества любителей российской словесности на 1891 год. – М., 1891. – С.1-14. И
27. Тургенев А.И. Указ соч. – С.44. И
28. Там же. – С.47. И
29. Подробнее об этом см.: Фризман Л.Г. Два века русской элегии. // Русская элегия XVIII – начала XX века. – Л.: Сов. писатель, 1991. – С.5-48. – сер. “Б-ка поэта. БС”; В.Э.Вацуро. Лирика пушкинской поры. “Элегическая школа”. – СПб.: Наука, 1994. И
30. Лотман Ю.М. Указ. соч. – С.35. И
31. Цит. по изд.: Русская элегия XVIII – начала XX века. – Л.: Сов. писатель, 1991. – С.127. – сер. “Б-ка поэта. БС”. И
32. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. – М.: Наука, 1984. – § 23. И
33. Карамзин Н.М Сочинения в двух томах. – Т.2. – Л.: Худож. лит., 1984. – С.126. И
34. Карамзин Н.М. Сочинения в двух томах. – Т.2. – Л.: Худож. лит., 1984. – С.115. И
35. Там же. – С.154-162. И
36. См., например: Томашевский Б.В. К.Н.Батюшков // Батюшков К.Н. Стихотворения. – М.: “Сов. писатель”, 1948. – С.V-LX И
37. Поляков М. Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. 2-е изд. – М., 1986. – 384-390. И
38. Цит по изд.: Поэты 1790-1810-х годов. – Л., 1971 – сер. “Библиотека поэта. БС”. И
39. “Рассуждение…” Шишкова цит. по изд.: Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. – М.: Наука, 1969. – С.28. И
40. Там же. – С.29. И
41. См.: Шаховской А.А. Комедии. Стихотворения. – Л.: Сов. писатель, 1961. – С.119-264. – сер. “Библиотека поэта. БС”; или Стихотворная комедия, комическая опера, водевиль конца XVIII – начала XIX века: В 2-х т. – Т.2. – Л.: Сов. писатель, 1990. – С.8-146. – сер. “Библиотека поэта. БС”. И
42. См. об этом обществе: “Арзамас” и арзамасские протоколы. – Л., 1933; Гиллельсон М.И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей. – Л., 1974; Гиллельсон М.И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. – Л., 1974. И
43. Ю.М.Лотман писал, что в русской культуре той поры сложилась “амальгама европейских идей XVIII века, руссоизма, культа Природы, в конце века уже окрашенного влиянием штюрмерства и молодого Шиллера, гельвецианской этики и древнерусской литературной традиции, церковнославянской языковой стихии и идеала готовности к героической гибели, мученической смерти, почерпнутого из житийной литературы…” (Лотман Ю.М. Указ. соч. – С.44). И
44. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. – М.: Наука, 1969. – С.121. Перифрастический стиль карамзинистов А.С.Пушкин критиковал в черновом наброске статьи “О прозе” (1822): они “никогда не скажут дружба, не прибавя: сие священное чувство, коего благородный пламень и пр. Должно бы сказать: рано поутру — а они пишут: Едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба <…> Читаю отчёт какого-нибудь любителя театра: сия юная питомица Талии и Мельпомены, щедро одаренная Апол... боже мой, да поставь: эта молодая хорошая актриса — и продолжай <…>” (Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 10-ти т. Изд.4-е. – Т.VII. – Л.: Наука, 1978. – С.12.) И